Книга Пыли. Прекрасная дикарка

Эрик пораскинул мозгами.

– Может быть, – сказал он, наконец. – Но уж больно она выделяется. Настоящий шпион не должен бросаться. Он должен быть незаметным.

– Зато какая первоклассная маскировка! Ты вот думаешь, что шпион должен вести себя тихо-тихо и быть незаметным, а мисс Дэвис вон как орет и крышкой пианино хлопает – поглядишь, так ни за что ей шпионкой не стать, а представь, что она всю жизнь ею и была!

– И про что она тут будет шпионить, по-твоему?

– Шпионит она в свободное от работы время. И это может быть где угодно и про что угодно. Любой человек может оказаться шпионом, в том-то и дело.

– Ну, наверное, – согласился Эрик. – Но тот человек в канале точно был шпионом.

Деймон Эрика, принявший облик мышки, взобрался к нему на плечо и сказал достаточно громко, чтобы Малкольм расслышал:

– Папа никогда не говорил, что тот человек точно был шпион. Вот прямо так – не говорил.

– Ну, почти так, – уперся Эрик.

– Да, но ты все равно преувеличиваешь.

– Так что же он тогда сказал? – поинтересовался Малкольм.

– «Не удивлюсь, если он был шпионом». Это ведь совершенно то же самое!

– Вовсе нет.

– Вопрос в том, почему он так сказал? – вмешалась Аста, внимательно следившая за разговором. Она превратилась в зарянку и быстро вертела головкой то в одну сторону, то в другую.

– Вот именно! Благодарю, – напыщенно сказал Эрик. – Он знал что-то важное и решил, что такое очень даже может быть. Значит, так оно наверняка и было.

– А ты можешь точно выяснить? – спросил Малкольм.

– Не знаю… Могу спросить. Но надо еще момент подгадать – нельзя же вот так просто взять и спросить.

– Что значит подгадать?

– Ну, ты сам знаешь. Не в лоб чтобы.

– Ну, ладно, – согласился Малкольм.

Эрик, вероятно, хотел сказать, что действовать надо похитрее. А еще раньше – «не бросаться в глаза», а не просто бросаться.

Тут прозвонил звонок, и всем пришлось строиться на линейку. Детей ждал еще один длинный, скучный школьный день. Обычно дежурный учитель обходил шеренги, делал замечания всем, кто болтал или валял дурака, а потом отпускал классы по одному. Но сегодня все вышло по-другому.

Учитель подождал, пока все успокоятся и замолчат, потом сам замер и устремил взгляд мимо них, на школьное здание. Несколько голов (и Малкольма тоже) повернулись в ту же сторону. Из школы вышел директор – полы его мантии хлопали на ветру – и с ним кто-то еще.

– Сюда смотреть! – рявкнул учитель, и они снова послушно стали глядеть вперед.

Кто был этот второй человек, Малкольм разглядеть не успел. Но всего мгновение спустя он – вернее, она – уже шагала вместе с директором перед рядами учащихся. Малкольм сразу признал в ней ту женщину, что приезжала в монастырь и напугала Лиру своим хриплым голосом. На ней был тот же темно-синий костюм; волосы так же были гладко стянуты назад.

– Слушайте внимательно! – сказал директор. – Сейчас вы войдете в школу, но по классам не расходитесь. Следуйте прямиком в зал, как на утреннее собрание. Рассаживайтесь в обычном порядке, соблюдайте тишину и ждите. Всякого, кто будет шуметь, ждут неприятности. Пятый класс, вперед.

– Кто это такая? Что там будет? Что случилось? С кем? – зашептались вокруг Малкольма.

Он же наблюдал за гостьей, пристально, но скрытно. Она внимательно разглядывала стоящие перед ней классы, холодными глазами следя, как они поворачиваются и строем шагают в школу. Когда ее взгляд должен был скользнуть по нему, Малкольм постарался оказаться за спиной у Эрика, который был чуточку выше него.

В зале стряпухи обычно накрывали столы к обеду, и запах еды потом настойчиво витал по всему зданию до самого вечера. Сегодня в меню царила вареная брюква, и даже последовавшему за ней рулету с джемом не удалось развеять тяжелый овощной дух. Тут же проходили занятия по физкультуре, так что под главенствующей овощной композицией скрывались стойкие ноты, напоминавшие о нескольких поколениях потных детей.

Когда его класс вошел в зал, Малкольм сразу посмотрел на учителей, севших в ряд у задней стены. В основном на их лицах ничего не отражалось, будто ничего необычного не происходило – обычный день, обычное расписание. Только преподаватель математики, мистер Сэйвери, смотрел насупившись. На его лице было написано глубокое отвращение. Прежде чем сесть, Малкольм мельком увидел лицо мисс Дэвис, учительницы музыки, – просто на него упал луч света.

Ее щеки были мокры от слез.