Он приближался к лестнице шаг за шагом, пробуя, не заскрипит ли половица, подходил все ближе и ближе. Когда внизу все затихало, он останавливался и замирал, едва дыша, и ловко использовал каждый шум внизу, заглушавший его шаги. Наконец он добрался до лестницы. Тут он опустился на пол и пополз на животе к перилам. Теперь он мог смотреть вниз, просунув голову между перекладинами.
Он правильно рассчитал. Это было отличное место для наблюдения. Всю комнату он видеть не мог. Но ему была видна фру Хедберг. Она по-прежнему сидела на стуле. Это она плакала. Рядом стояла Анна Стина и похлопывала ее по руке, пытаясь успокоить. И вот… из угла комнаты, который ему не был виден, вышел человек… нет, их было двое… Господи! Они были в масках, надо же, и здесь тоже двое в масках! Да, у обоих у них на лице были черные маски, а у одного те самые ботинки, которые недавно торчали из-под портьеры.
Напольные часы захрипели, и горячая волна страха прокатилась по его спине, прежде чем он сообразил, что это собираются бить часы. Они пробили десять тяжелых ударов. Расмусу со страху начало казаться, что это он поднял такой шум, что эти люди в черных масках сейчас поднимутся по лестнице и заставят замолчать и его, и часы.
— Нет, нет! Только не трогайте секретер! — жалобно воскликнула фру Хедберг.
Но никто ей не ответил. Стоя возле секретера, человек в тех самых ботинках принялся вытаскивать ящики один за другим и молча рыться в них. Ах, как это было страшно!
И как раз в этот момент Расмус почувствовал, что кто-то дотронулся до него. Святые угодники! Кто-то подкрался сзади и дотронулся до него! От страха он чуть было не закричал, чуть не умер! А это был всего лишь… маленький черный котенок, который терся о его ноги. Котят Расмус обожал, но сейчас ему было не до них. Он потихоньку оттолкнул котенка босой ногой, но этот маленький черный паршивец был упрямый. Котенок продолжал тереться о ноги Расмуса и громко мурлыкать, потом прыгнул к самому лицу мальчика и стал тереться о его нежную щечку и мурлыкать еще радостнее, потом сунул хвост ему в ухо.
Расмус был в отчаянии. Подумать только, глупый котенок не понимает, какой ужас творится у него в доме. Знай себе мурлычит, когда его хозяйка рыдает от страха. Он взял котенка и отшвырнул его чуть посильнее. Котенок отлетел в сторону и уселся, неодобрительно уставясь на Расмуса. Потом он повернулся, гордо поднял хвост и ушел. Мол, не собираюсь никому навязываться!
Но тут фру Хедберг зарыдала еще громче.
— Нет, нет! Только не ожерелье! — умоляла она. — Возьмите все, только не ожерелье! Оно предназначено моей дочери, которая живет в Америке!
Человек, стоявший у секретера, спокойно разглядывал ожерелье, перебирая золотые звенья цепочки, словно не слышал слов фру Хедберг. Потом он сунул ожерелье в карман и снова стал рыться в ящиках. Второй молча стоял у двери. Тут Расмус увидел, что он держит в руке револьвер, нацеленный на фру Хедберг и Анну Стину. Вот ужас-то! От страха Расмус крепче сжал руками столбики перил.
И тут случилось неожиданное. Один из столбиков перил отломался еще до того, как Расмус родился. Столбик продолжал спокойно стоять на своем месте до тех пор, пока Расмус не схватился за него в этот несчастный момент: деревяшка с громким стуком рухнула под ноги человеку, стоящему у секретера.
Он быстро обернулся, и в руке у него тоже был револьвер.
— Кто там, наверху? — рявкнул он, будто хлыстом ударил.
«Я сейчас умру, — подумал Расмус. — Оскар, помоги мне!»
— Там никого нет, — сказала Анна Стина.
— Так что, у вас деревяшки сами по себе сверху валятся? Такого не бывает.
Держа револьвер наготове, он начал медленно и осторожно подниматься по лестнице.
Сам не свой от страха, Расмус попятился назад, а заслышав шаги на лестнице, с быстротой молнии юркнул за цветной диван. В прятки он играл много раз, но такой страшной эта игра была для него впервые. За диваном прятаться было ненадежно, но другого места не было. И времени искать не оставалось. Приходилось только лежать тихо и прислушиваться к приближающимся шагам.
Шаги приближались медленно, и стук их казался Расмусу самым страшным и отвратительным звуком на свете. На короткое мгновение наступила тишина, грабитель остановился, пытаясь сообразить, откуда ждать нападения, если здесь где-то прячется враг.
Увы, враг не собирался нападать! Он лежал за диваном и мечтал оказаться подальше отсюда, желал, чтобы сюда явился Оскар и спас бы его.
Но сейчас даже Оскар не смог бы помочь ему.
Вот они послышались снова, эти ужасные шаги. Вот они стучат все ближе и ближе… вот сейчас… вот… Грабитель был теперь так близко, что Расмус видел его ненавистные ботинки с черным лакированным кантом… Помогите!
И помощь пришла, откуда Расмус ее не ждал.
Маленький черный котенок играл тонкой занавеской, которую так забавно колыхал ветерок. Цепляться за занавеску не разрешалось, но ведь это так приятно, и котенок был доволен. Но вдруг он увидел совсем рядом мальчишеские ноги. Пальцы этих ног от страха шевелились, сжимались и разжимались. А это было еще интереснее, чем занавески. Он с восторгом прыгнул и приземлился на ноги своей жертвы, выпустил острые коготки и принялся играть с большим пальцем мальчика, кусать и царапать его. Неужели мальчик не понимает, как это забавно?
Нет, он вовсе этого не понял. Мальчишка схватил бедное крошечное тельце котенка, крепко сжав его, и с силой отшвырнул. Котенок шлепнулся на ногу другого человека, но тот почему-то тоже не захотел играть, а самым оскорбительным образом крикнул: «Чертов котенок!» — и помчался вниз по лестнице. Котенок не успел даже обнюхать его хорошенько.
Расмус продолжал лежать за диваном, сердце у него бешено колотилось. Из всех животных на свете кошки — самые лучшие, решил он, а из всех кошек номер один вот этот маленький черный котенок! Ведь это котенок спас его.
Глупый грабитель подумал, что «чертов котенок» кидает вниз деревяшки. Ах, как здорово, что он этому поверил.
Расмус не смел покинуть свое убежище, но изо всех сил навострил уши, чтобы разобрать, о чем там говорят внизу. Фру Хедберг больше не плакала, она не издала больше ни звука. Но вот послышался испуганный голос Анны Стины:
— Силы небесные! Никак старуха в обмороке! Слушайте, вы, ей худо. Что мне делать, Хильдинг?
— Это уж твоя забота.
Это ответил тот, с блестящими ботинками. Никогда в жизни Расмус не слышал такого холодного, безжалостного голоса.
Хороша Анна Стина! Прав был Оскар, сказав, что она дрянь девка! Она, стало быть, заодно с грабителями.
— Слышишь, Хильдинг, я позвоню доктору! — воскликнула испуганная Анна Стина.
— Вот этого ты не сделаешь, — ответил безжалостный голос. — Между прочим, я перерезал телефонный провод.
— Так ведь она может умереть!
— Успокойся! До вечера ты не позовешь ни доктора, ни ленсмана.
— А как тогда я объясню…
— Скажешь, что старухе было так плохо, что ты не посмела оставить ее одну.
— Я боюсь… Не хочу ввязываться в это дело…
«Ах ты, скотина! — подумал Расмус. — Самое время сейчас говорить это! Какие злые люди есть на свете!»
У Расмуса было маленькое доброе сердце, и сейчас оно болело за фру Хедберг.
О, будь он сильным, самым сильным на свете, он схватил бы этих ворюг за шкирку, а не лежал бы здесь, как какая-нибудь вошь!
Видно, ворюги заторопились. Они что-то пробормотали, потом попрощались. Расмус услышал, как хлопнула входная дверь. Анна Стина осталась одна, и он услышал ее противный голос:
— Милая госпожа, очнитесь! Очнитесь, милая госпожа!
Спустя несколько минут бледный и взволнованный Расмус спустился тем же путем вниз к Оскару.
— Наконец-то! — вздохнул Оскар. — Наконец-то…
