Стоя на коленях у окна, Расмус кивнул. Да уж, было бы здорово, если бы Оскар отлупил Лифа хорошенько. Ведь Оскар сильный, как бык, гораздо сильнее Лиандера. Но ведь у Лиандера этот ужасный револьвер, нацеленный на Оскара. Если бы только не этот револьвер…
На земле возле окна лежал обломок доски. Даже не сознавая хорошенько, что он делает, Расмус схватил его. Как во сне, не раздумывая, он быстро поднял доску и изо всех сил ударил Лиандера по правому локтю. Лиандер взвыл от боли и от злости, а револьвер, описав красивую дугу, упал на кухонный пол. С радостным рычанием Оскар бросился на Лиандера, и они покатились по полу. Расмус со страхом смотрел на них. Он подпрыгнул от волнения и грыз ногти. Он никогда не мог спокойно смотреть, как люди дерутся.
А тут они дрались так, что только пыль стояла столбом. Лиандер был тоже сильный, и они со стонами катались по полу. Каждый из них старался схватить револьвер.
Револьвер!.. Расмус опомнился. Револьвер! Лиандер ни за что не должен схватить его.
Расмус бросился в кухню, ноги у него дрожали. Пол в кухне ходил ходуном. Они катались, как бешеные, размахивая руками, пиная друг друга ногами, просто некуда было ступить. Лиандер тянул руку к револьверу, подвигаясь к нему все ближе и ближе.
Расмус поддал эту поганую черную штуковину с такой силой, что она отлетела в угол. Потом он взял ее дрожащими руками. Эта штука была такая противная, что он держал ее в руке с отвращением. Расмус продолжал смотреть и смотреть, как они катались по полу, стонали и колошматили друг друга.
Сжимая револьвер, Расмус помчался к мосткам на берегу. Его тошнило, но думать сейчас об этом было некогда. Он стоял, всхлипывая, и смотрел на качающиеся под ветром ветви берез. Солнце только что поднялось над островками в море, гребни волн сверкали и переливались. Чайки проснулись. Они летали над старой деревней и кричали, как будто им тоже было страшно. Нет, им нечего было бояться. Страшно было лишь одному ему. Он так устал, что ему хотелось лечь и умереть. Но еще ему хотелось избавиться от револьвера. С плачем он побежал по камням, ветер чуть не валил его с ног. Но все же он добрался до пляжа уехавших в Миннесоту. Он посмотрел на револьвер с гримасой отвращения и швырнул его в сине- зеленую воду.
Едва он успел это сделать, как тут же пожалел. Ведь револьвер мог понадобиться Оскару для защиты. Но было уже поздно. Револьвер лежал на дне в рыбьем царстве, на десятиметровой глубине, и будет лежать там всегда.
Расмус потащился назад по прибрежным камням. А навстречу ему шел Оскар. Волосы у него были взлохмачены, одежда растрепана, рюкзак на спине, выражение лица ожесточенное и в то же время довольное. При виде Оскара Расмусу еще сильнее захотелось плакать, но он с силой глотнул, загнав глубже ком в горле.
— Уходим отсюда, быстро!
— А где Лиандер?
— Лиандер прилег вздремнуть у очага, а куда подевался Лиф?
— Я запер его в картофельном погребе, — устало ответил Расмус.
Оскар поглядел на него, широко улыбаясь.
— Да ты у меня герой! В самом деле, я вижу, ты не из трусливых.
— Ну да, я ужас как боялся, — сказал Расмус и заплакал. — Лиф скоро выберется оттуда, дверь погреба прогнила.
— А куда ты дел револьвер?
— Бросил его в море, — ответил Расмус и заплакал еще сильнее.
Ведь теперь Оскар разозлится на него. Лиф выберется из погреба, и Оскару очень пригодился бы этот револьвер.
Но Оскар не разозлился. Он только кивнул и пошутил:
— «И так сойдет», — сказал мужик, у которого горели волосы. Какие из нас с тобой стрелки! Однако надо поскорее убираться отсюда.
Расмус вздохнул. Поторапливаться он был не в силах. Он ничего не в силах был делать и умоляюще посмотрел на Оскара.
— Сейчас я ничего не могу делать. Могу только спать.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
И вот он снова в Вестерхаге. Сейчас придет фрёкен Хёк и велит ему рвать крапиву. Ведь его разбудило кудахтанье кур, знакомое надоедливое кудахтанье этих глупых куриц, которых он терпеть не мог.
Расмус осторожно открыл глаза. Да, в самом деле, рядом с ним вышагивали какие-то курицы. Но это были вовсе не белые легорны, каких держали в Вестерхаге, а совсем незнакомые маленькие пестрые. А он сам лежал на полу в комнате, которую раньше никогда не видел. Здесь был открытый очаг, а перед очагом сидел Оскар и пил кофе с маленькой седой старушкой в клетчатом переднике. Они наливали кофе в блюдечки, дули на него, пили и беседовали.
— Да уж, ясное дело, жаль бродяг. Ведь им приходится всю жизнь мотаться по дорогам, — сочувственно сказала она. — И на небо-то они не попадут.
— Ну, уж это, Крошка Сара, ты загнула! — возмутился Оскар. — Ты думаешь, что попадешь на небо только за то, что всю жизнь просидела у плиты? Смотри, как бы не просчитаться!
Старушка сунула в беззубый рот кусочек сахара и многозначительно покачала головой.
— Поживем — увидим, — ответила она. — Поживем — увидим!
Расмус пошевелился, ему хотелось, чтобы Оскар заметил, что он проснулся. Но маленькая старушка первая это заметила.
— Тебе, верно, тоже охота выпить кофейку? — спросила она, глядя на него добрыми, наивными глазами. — Кофе да хлебушка. Тебе еще надо съесть много караваев, прежде чем вырастешь.
Оскар засмеялся.
— Знаешь ли ты, что этот паренек настоящий герой? — сказал он, кивнув в сторону Расмуса. — Всем героям герой, вот что я тебе скажу. Но хлебца ему уж точно надо поесть.
Тут Расмус вспомнил. Он вспомнил эту ночь, когда ему пришлось, хочешь не хочешь, стать героем. У него до сих пор болело все тело.
Но, как он пошит к Крошке Саре, Расмус не помнил. Он только смутно помнил, как Оскар нес его на руках, а над ними с криками махали крыльями чайки.
Расмус оглядел комнату, где куры расхаживали с таким видом, точно это был их курятник. Комната была бедная, убогая, грязная. Но до чего же славно было здесь очутиться. На огне уютно кипел трехногий кофейник, рядом сидел Оскар и спокойно посмеивался.
Крошка Сара налила Расмусу кофе в синюю чашку с отбитой ручкой. Потом она взяла хлебный нож и отрезала ему здоровенный ломоть ржаного хлеба.
— Масло получишь в другой раз, — сказала она, — сегодня у меня его нет.
Расмус взял хлеб. Он был липкий, с темной непропеченной полоской. Но Расмусу нравился непропеченный хлеб, он обмакнул его в кофе и стал есть. Было ужасно вкусно.
— Крошка Сара добра к бродягам, — продолжал Оскар. — Она уж точно попадет на небо.
Крошка Сара кивнула.
— Но сначала пусть сходит к ленсману. Уж ты не откажи, снеси ему письмо поскорее.
Крошка Сара озадаченно почесала затылок. Ее голова походила на клубок белой шерсти.
— Однако говорить я с ним не буду, — испуганно сказала она. — Ни словечка ему не скажу. Только подам письмо и уйду. А не то он велит мне переселяться в богадельню.
Оскар успокаивающе похлопал ее по плечу.
— И не надо ничего говорить. Отдай письмо, и этого довольно. Будем надеяться, что все тогда уладится.
Крошка Сара никак не могла успокоиться. Она, как ребенок, боялась неизвестной опасности.
— Ох, как мне неохота идти. Но пастор говорит: «Будьте добры к бедным». А Оскар беден.
