– Как Азралах? – не удержался от остроты Дуан.
Тилманец оценил ее: ухмыльнулся, покачал головой.
– Иначе. Но пока достаточно будет глянуть и на тех, кем окружал себя Талл Воитель. Его друзей. Они повлияли на него и повлияли на тебя. Кровь – это не только родство, Дуан, и ты это знаешь. Кровь… это единство тан, ибо тан есть главная наша вена, наш стержень и наша сила.
– Ноллак? – тихо спросил Дуан. – Речь о нем? Он сделал для отца многое.
– Не только Ноллак.
Вторая вспыхнувшая в сознании фамилия жгла не хуже пламени, и все же Дуан произнес, почти выплюнул ее:
– Ле Вьор. Брось, во мне нет ничего от него.
Вударэс положил ногу на ногу, удобнее расположил на подлокотниках руки. Он давно не улыбался, а когда заговорил, в речи отчетливо послышалось заикание, обычно тщательно подавляемое.
– Не задавался ли ты когда-нибудь вопросом,
Дуан отвел взгляд.
– Я не смел. Он нечасто произносил даже само это слово, одно упоминание приводило его в ярость. Он любил повторять: «Верных пиратов не существует». Дрэн, он уничтожил их, кажется, еще до моего рождения, во всяком случае, до того как я начал что-либо осознавать. Разве это важно? Они все мертвы, потому что он перестал верить им.
– А что было
Дуан опять посмотрел на тилманца. Тот опустил веки и, чутко прислушиваясь к дождю, неспешно начал:
– Я кратко расскажу тебе
Дуан кивнул. Этот разговор, праздный и почти бессмысленный, отвлекал от мыслей. О Кеварро, о Дарине, о красном фонаре под диким ливнем, о сестре. И даже о себе самом, хотя предмет беседы вроде бы напрямую его касался.
– В этой истории я не стану называть имен, потому что все они очевидны. Да и потому, что мне трудновато их произносить, они принадлежат вашему наречию. Но в конце я все же назову тебе
Дуан кивнул повторно и стал ворошить в очаге угли. Он замерз, правда, ощущение было, будто скорее что-то замерзло у него внутри. Рядом зажурчала мягкая тилманская речь:
– Давно-давно, несколько дюжин Приливов назад, в царстве-государстве появился сын своего отца. Светлые боги, едва младенец издал первый крик, бросили с неба звезду, как они делают и всегда, когда рождается кто-то в любом из
Дождь за окном, кажется, чуть притих. В груди Дуана что-то неприятно задрожало.
– Продолжи.
– Его Соколы ушли от него, поступив как Крысы. А ведь из-за них он был в разладе с прочими своими воинами: слишком высоко ставил пиратов, это не могло быть по нраву другим служившим ему. Так или иначе, вскоре он погиб, погиб прямо в бою, как герой, которым, в общем-то, не был. Его сын… о, его сын к тому моменту подрос и стал почти точной его копией. Никогда ему особенно не нравились глупые игры вроде пострелять из лука воробьев, объездить дикого коня, только что пойманного в лесу. Конечно, он доверил войну регенту, отцовскому советнику. Конечно, ее проиграли. Но у короля с грозным прозванием и робким нравом был друг. Мальчик-сирота, сын кого-то из павших соратников, которого Ученый любил так, что позволил его единственному ребенку расти рядом со своим. Озлобленный. Дикий. Упрямый. И этот друг, почти брат, сделал то, что, казалось, не под силу было никому, даже взрослому. Встав с Воителем плечом к плечу, он…
– Да, ле Вьор сделал моего отца тем, кем его запомнили. Научил своей жестокости и прямоте. Научил бесстрашию. Научил побеждать. – Дуан слабо усмехнулся. – Ведь ты опять говоришь о ле Вьоре и с ним пытаешься увязать мою тан?
Тилманец кивнул, а потом покачал головой.
– О нем. Но сейчас я буду говорить о
– У моего отца нет и не было друзей, – возразил Дуан.