Что-то отчетливо звякнуло, и тут же раздался тяжелый стук падения. Дуану показалось, что он вскинул голову и вскочил одним рывком, но на самом деле, наверное, двумя. Сначала он увидел распростертое тело ле Вьора, застывшего над ним Кеварро и отлетевший в сторону кинжал. Потом – круглый металлический поднос для фруктов, валявшийся возле ног нуц. И наконец – принца о’Конооарра, который, держась за полог кровати, так и замер с занесенной рукой.
– Это я. Прости, Ино. Я опасался, что ты сейчас сорвешься и все провалишь.
Арро говорил с невозмутимым спокойствием: явно считал свой поступок необходимым и своевременным, а также отвечающим королевскому достоинству. Может, принц даже был прав: Дуану и впрямь становилось все труднее слушать и прикидываться мертвым. Нирец свесил с перины длинные ноги, встал и неторопливо приблизился. Поднял поднос, обтер платком, вернул на прикроватную тумбочку и подошел к столу повторно. Все проделывалось в сосредоточенном молчании. На миг Дуан даже позволил себе заподозрить, а не издеваются ли над ним?
– Ты… очень странный.
– Что ты имеешь в виду? – Арро деловито отряхнул левый сапог.
– Неважно.
Из тени вышла Дарина. Она приблизилась, взялась за ладонь Кеварро, но не сказала ничего вслух. Глаза ее, полные непонимания, едва скользнули по ле Вьору, а теперь устремились на Дуана. Сбитая с толку, она не понимала, сочувствовать, ругаться или…
– Тихо. Все хорошо. Да, хорошо.
Черный Боцман кивнула, но вряд ли поверила. Просто протянула свою вторую руку, и Дуан крепко за нее взялся.
– Все кончено.
Он сам еще не пришел в себя. Казалось, его окатили гнилой водой и оставили обтекать – злого, недоумевающего и, пожалуй, даже испуганного. Испуганного и смущенного каким-то тайным дном, которое было в услышанных словах, дном непонятным и невидимым. Дурнота, пропавшая, когда Кеварро вернулся к жизни, пришла и навалилась еще настойчивее.
– Эй. Ты точно в порядке? – позвала Дарина.
Дуан попытался заглушить досаду и непонимание чем-то более насущным – действиями. Поднял обмякшее тело ле Вьора, усадил на стул. Ступени плана послушно выстраивались в уме.
– Кеварро. – Дуан посмотрел на нуц поверх свесившейся набок длинноволосой головы. – Он еще жив. Перетряси стол, тут должны быть отравленные перстни или любая похожая дрянь, у гоцу она всегда есть. Никто ведь… – Усмешка тронула его губы. –
Принц и Черный Боцман вышли. Кеварро отошел к ящикам письменного стола и стал рыться в них. Дуан стоял возле почти не дышавшего советника и все еще пытался осознать свои чувства, огромный спутанный клубок, из которого не торчало ни одной нитки, чтобы дернуть и размотать.
– Я нашел.
Кеварро приблизился с какой-то склянкой. Дуан услышал его смутно и не отозвался, тогда черная рука робко коснулась плеча. Она снова была теплой.
– Знаешь… у меня нет слов для тебя, мой друг. Только совсем немного.
Советник ждал, и Дуан твердо произнес:
– Ты свободен от всего, кроме меня… – Он тихо хмыкнул. – И твоего
Кеварро явственно поколебался, но подчинился. Не задал вопросов. Просто понял, что сегодня все, не только он, платят свои долги и слышат свою правду. Моуд ведь не видит добра и зла.
Дуан остался с ле Вьором один, подошел к нему и прислушался. Подняв пистолет, приставил к открытому высокому лбу.
– Ты очнулся. Я знаю.
Советник по Безопасности молча открыл глаза. Зрачки его сузились.
– Ты ненавидишь меня. Это я тоже знаю.
На губах появилась странная улыбка.
– Вы нелогичны, юный принц. Разве, ненавидя вас, могу я так печься о вашей стране?
– Добрая память держит, – отозвался Дуан. – Долго, крепко держит ненависть в узде, не дает вылиться из сердца. Но когда выливается, ее не победить. Либо тонешь, либо плывешь против течения. И ты – тонешь.
– Пожалуй… – Советник будто пробовал услышанное на вкус, даже облизнул губы, прежде чем снова вскинуть острый взгляд и осклабиться. – Тогда да.
