В этих краях никогда не водились ни колдуны со зловещими обрядами, ни даже странные инициации – обряды с элементами каннибализма.
– Даже! – передразнила Яна. – И что же это за карта?
– Да вышел на меня ненормальный историк, полный маргинал, – нахмурился Роман. – Его привел профессор, которого я нанял для составления маршрута. Я сначала даже выгнать хотел этого историка. Совершенно сумасшедший – бегал по моему офису, глаза блестят, голос срывается на фальцет. Не разговор, а истерика… Но сумел он меня как-то заинтересовать. И даже настолько, что я оплатил ему билет до Мадрида. Он отправился в местный архив, и там отксерокопировал эту карту и часть дневника того мореплавателя. Сохранились лишь обрывки записей, потому что дневник нашли спустя сто лет после исчезновения его автора. Классический случай – бутылку с бумагами прибило к одному из островов, ее нашел какой-то сознательный малый и отнес в полицию.
– Наверное, и вознаграждение получил! – оживилась Яна.
– Да какое там вознаграждение, – скривился Роман. – Бумажонки чудом не выбросили. Никакой исторической ценности в них нет. Обычный путевой дневник. Встали во столько-то, курс держали туда-то. Это было торговое судно… Только в какой-то момент капитан, похоже, сошел с ума. В этом тоже нет ничего необычного – в океане всякое случается. Он начал бредить каким-то островом, писал, что на его скалах изображены странные существа. И что они действительно водятся в этих краях. Там даже наброски были. Вот, посмотри сама.
Он протянул ей несколько листочков. Ксерокопия плохого качества. Старые рисунки. Срывающейся слабой рукой некто зарисовал свои страшные фантазии. На всех зарисовках было изображено одно и то же существо, похожее не то на осьминога, не то на огромного подводного паука. У него было восемь мускулистых лап-щупальцев, каждую из которых венчал длинный темный шип. На его бесформенном теле был глаз – человеческий глаз, даже обрамленный длинными ресницами. Только зрачок был вытянутый, как у крокодила или кошки.
– Что это? – поморщилась Яна. – Однажды меня пригласили на выставку картин душевнобольных. Эти картиночки туда вписались бы как родные.
– В путевом дневнике всего несколько строчек об этом существе. Но капитан записал, что видел такое создание и что ими кишмя кишат местные воды. Эти твари нападают на людей и вырывают им глаза.
– Ужасно. – Яна скривилась. Хоррор никогда не был ее любимым жанром. – Может быть, у них просто закончилась пресная вода? И он описал предсмертные галлюцинации, погибая от жажды?
– Не исключено. В любом случае, судно пропало, его так и не нашли. В дневнике капитана есть сведения о нескольких погибших моряках. Якобы их убивали эти твари на его глазах.
– Если бы капитан родился на несколько веков позже, мог бы стать голливудским сценаристом… Но послушай, а зачем тебе этот остров? Капитан написал о нем что-то еще, помимо того, что рядом живут морские чудовища?
– Записи обрываются на самом интересном месте. А речь идет о кладе. Он начал писать про самый ценный на свете клад.
– Тебе денег, что ли, мало? – удивилась Яна.
– Послушай, если тебе что-то не нравится, ты всегда можешь прыгнуть в воду и свалить, как сделала твоя подружка, – разозлился Роман.
– Нет, что ты… – Яна улыбнулась. – Мне всё интересно. Я люблю приключения.
– Вот и хорошо. Значит, сейчас мы пообедаем, а потом я возьму курс по этой карте. Мне там не всё понятно, но я попробую… Ты иди, нарежь рыбки и возьми в холодильнике сидр. Кажется, я хочу выпить.
В зале было душновато. Каждому из собравшихся, а было их не более десяти, хотелось поскорее попасть домой. Был конец рабочего дня, середина декабря, самое темное и вьюжное время года. Люди работали вахтами по шесть месяцев и жили в общежитии на территории НИИ. Идти до общежития надо было через сосновый лесок. И каждый из скучавших в зале с нарастающей тоской думал о ледяном ветре, обжигающем кожу до самых косточек, о колючей метели, которая бросается на тебя с яростью изголодавшегося людоеда, намеренного обглодать твое лицо, и о крепком чае из малинового листа вприкуску с присахаренными сухарями. Если бы не человек, похожий на клинического сумасшедшего, который занял трибуну и через каждую фразу-другую повторял: «А сейчас начнется самое интересное!»
Кто-то сочувственно улыбался, кто-то явно демонстрировал раздражение, возводя взгляд к осыпающемуся потолку.
Профессорша Архипова. Она занимала себя вязанием – ее ловкие пальцы перебирали спицы машинально, однообразные движения погружали женщину в отрешенное медитативное состояние. Профессорша Архипова вязала кардиган для семилетней внучки, которую никогда в жизни не видела. Потому что десять лет назад ее дочь, даже не пряча глаз, сказала: «Ты мне – никто! У меня никогда не было матери. Одно название». От изумления и удушающей обиды Архипова не задала ни одного уточняющего вопроса – просто вежливо кивнула и даже по инерции допила свой чай.
С дочерью она ни разу в жизни не поссорилась. Но и близости никогда не было. Архипова была так увлечена исследованиями, что иногда месяцами не видела дочь – возвращалась из лаборатории, когда та уже спала. У дочери были лучшие гувернантки и жесткий график. В четырнадцать лет ее отправили в закрытый британский колледж на Мальту. Архипова делала ставку на образование. Профессорша предвкушала, что вот сейчас дочь вернется, поступит в
