– Давно ли? – подловила я.
– С августа месяца. Забирай дочку и устраивайся.
– Что, решил с Марицей ближе познакомиться? – довольно улыбнулась я. Неужели дело сдвинулось с мёртвой точки? – Она тебе понравится, никаких хлопот не доставит.
– Ну, не знаю… Я с детьми как-то до этого… Хорошо-хорошо, – тут же резко сменил гнев на милость Эдвин, вспомнив о том, что виноват, – она прелестный ребёнок! Честно, Агния.
Поживём – увидим. Если Лазавей примет Марицу, то точно женится. Да и сам грядущий переезд – огромный шаг. Совместное хозяйство абы с кем не заводят, а любовницу в свой дом не селят. Всего через полгода я перебираюсь к Эдвину – полдела сделано.
В Вышград вернулась в конце августа. Едва вырвалась: Алоис пытался припахать к работе няни. Маргарита его поддерживала – рвалась на работу. С трудом, не без помощи Эдвина, отбилась от этих двоих – их дети, пусть и разбираются. Ох, и тут же получила обвинение в нелюбви Вазэру и Сафире – брату и сестре. Пришлось напомнить, что кое-кто мне не отец. Ответ поражал краткостью: «Зараза!» Вот и гадай, какую бездну смысла вложил в это слово Ксержик.
– Это, конечно, не моё дело, но у вас проблемы, магистр Ксержик, – заметил обнимавший меня за плечи Лазавей.
Алоис глянул на него исподлобья:
– Да, проблемы, поделиться могу. Одно утешает, что Агния и на вас отыграется.
– Я не о детях, – как-то сразу стушевался Эдвин, заёрзал, убрал руки. Ладно, я не Франка, таким образом к себе мужчину не привязываю. – Я о ваших семейных отношениях. Агния ведь ваша дочь, а вы…
– Да не скрываю я этого! Что вам от меня нужно? – Алоис пребывал в тихом бешенстве. Причина тому – орущие с утра дети, сбежавшее молоко и выговор Маргариты. – Отец-дочь? Да называй ты и катись отсюда!
Меня сгребли в охапку, чмокнули в нос и выставили за дверь, наградив угрозой припомнить отказ покачать хоть одного младенца.
Марица смотрела на нас с недоумением. Топала она своими ножками, подросла уже, на дворе тепло. Хлопала глазками и не могла понять, почему взрослые бранятся. Объяснить, увы, не могла: Алоис объяснению не подлежит.
Когда за нами захлопнулась дверь, Эдвин рассмеялся. Хохотал долго, отмахиваясь от вопросов и характерных движений пальца у виска, и наконец выдал: «Ну и семейка!»
Переезд хуже пожара. Народ не врёт, проверила на своей шкуре. Ремонт – это два пожара. На то, чтобы всё обустроить, отмыть, ушло две недели, зато по истечению их дом Эдвина сиял чистотой и уютом. Изжила я холостяцкий дух, теперь вместо него смех Марицы.
Дочка у меня умница – не дичилась «дядю», не проказила назло ему, поэтому ужились. Я старалась, чтобы Эдвин проводил с ней как можно больше времени, гулял, разговаривал, и всё ждала, во что это выльется.
Мы с Лазавеем постепенно открывали для себя много нового. На дневной свет вылезли привычки, которых за цветами и конфетами не замечаешь: от носков до выговора. Приходилось терпеть и притираться.
Осторожно выяснила, как Эдвин относится к моему желанию учиться. Оказалось, положительно: умная любовница его не пугала, хотя до умной магини мне ещё далековато. Вечерами вместо того, чтобы миловаться, приставала с разными заклинаниями. Эдвин шутил, что книги от меня нужно прятать, потому как умудряюсь открыть те, где ничего не пойму. Так что вместо эффектных пасов училась медитации и преобразованию природы магии. Лазавей сказал, что иначе экзамены на первый курс факультета Вспомогательного чародейства в будущем году с треском провалю. При словосочетании «Вспомогательное чародейство» я морщила нос, на что Эдвин неизменно замечал, что большего не вытяну:
– Помощник мага – это не паразит, а верный товарищ. Хорошая защита, умение лечить – дорогого стоит. С травами ты дружишь, так что попрошу, если не провалишься, зачислить именно на курс лекарей. Будешь потом с семейством Ксержик по могилам и горам прыгать, тылы прикрывать.
Приятно, утащи меня русалки в хоровод, когда любимый человек в тебя верит.
Вернувшаяся от родных Светана удивилась, застав мою кровать пустой. Тут же понеслась в деканат, решив, будто меня отчислили. Бедный магистр Тревеус выслушал порцию её визга, не в силах прервать бесконечный эмоциональный поток, и только потом, обвинённый во всех смертных грехах, робко смог оправдаться. Узнав, что я жива-здорова и проживаю на территории Академии, Светана понеслась к Эдвину. И застала на пороге дома меня, спокойно преспокойно вытряхивающую половичок.
– Подруга называется! – задыхаясь, выпалила Светана. – Хоть бы записку оставила!
Действительно как-то на радостях забыла. Нехорошо получилось.
Пригласила Светану в дом, на кухню – известное место сборища всех лиц женского пола. Там за чаёчком перемываются кости родным и соседям, строятся военные кампании, вынашиваются планы мести, готовятся приворотные зелья и провозглашается вечное: «Все мужики – козлы!». Предметом нашего разговора предсказуемо стал Эдвин. Его оценивали по десятибалльной шкале, выясняя, подходит ли мне такой ухажёр. Я пробовала отбрыкиваться,
