– За двойню? – не понял Ксержик.
– За ректорский язык, – ведьма щедро плеснула себе самогона и залпом, даже не поморщившись, выпила, довольно крякнув. – Как ты с ней живёшь- то?
– Очень даже счастливо. Тебе, Шао, тоже не помешало бы остепениться.
Ведьма рассмеялась:
– Я столько родов приняла, что самой рожать ни к чему. Да и на метле с животом не полетаешь.
– Верхом на муже поездишь, – Алоис извлёк из запасов нечто, завёрнутое в цветную бумагу. Я аппетитно облизнулась, Ксержик заметил и хмыкнул: – Таки сладкоежка?
Я не поняла, это у нас так родственные связи крепнут?
– На тебе поездишь! – госпожа Гвитт нахально вырвала из рук Алоиса свёрток и развернула. – Ммм, чернослив в шоколаде! Но в доме нужны и мясные закуски.
– Шао, не наглей! Я, между прочим, годовую отчётность за один день проверил, потом Ара кричала, мне не до еды было…
– Хлипкий вы народ, мужики! – вздохнула ведьма. – Ладно, Агния, давай ты.
После Ксержик выспрашивал про здоровье супруги, о том, кто родился первым, тяжёлые ли выдались роды. Шаолена, жуя, лениво отвечала.
Утром же началось самое интересное: разомкнув глаза, увидела на кухне Алоиса. Насвистывая, он что-то готовил! «Завтрак для Ары», - коротко пояснил он. Судя по виду и запаху, всё съедобно. Эх, а мне никто сок не отжимал! Заметив мою кислую рожу, Ксержик бросил, что приготовит вторую порцию по доброте душевной.
Алоис проторчал у Маргариты битых два часа, потом позвал меня на «курс молодого бойца». В отместку потребовала не только соку, но и погулять и позаниматься с Марицей – согласился. Значит, у ректора Школы иных проблемы. Даже двойные, так как детей двое. Интересно, как их назовут?
Вечером объявился Эдвин – оказывается, сегодня суббота. Мы и не заметили – закрутились. Открыл ему Алоис в переднике – это я его посуду мыть припахала, до этого сто раз переспросив, мыл ли он руки и не рылся ли в могилах. Ксержик глянул так, будто его оскорбили.
– Что у вас происходит? – Лазавей покосился на сложенные стопочкой пелёнки на столе. – В семье Ксержик прибавление?
Мы с Алоисом одновременно кивнули и вернулись к делам: когда в доме маленькие дети, не до гостей. Но вот Маргарита позвала «своё солнышко», и это самое солнышко унеслось прочь, на прощание щедро отдав нам в неограниченное пользование весь первый этаж – Ксержик ночевал у жены, Шаолена разрешила.
Подошла, обняла Эдвина, прижалась. Спросила, скучал ли. Эдвин кивнул и лукаво заявил, что у него для меня сюрприз:
– Маленький со мной, большой ждёт в Вышграде.
Заинтригованная, потребовала предъявить подарок. Только бы не книга! Но нет, Эдвин не считал труд печатников лучшим подарком, Лазавей подарил амулет. С виду он походил на украшение, но, по словам Эдвина, оберегал от нежити:
– Тут, в Ишбаре, этого добра навалом.
Чмокнула любимого в щёчку и уселась рассматривать подарок. Краси-и-ивый, на дорогом шнурке красной кожи.
Второй сюрприз оказался всем сюрпризам сюрприз – ради меня Эдвин задумал переделать дом. Новые шторы в спальне – это дорогого стоит, это лучшее доказательство любви. На радостях сотворила из имевшихся в доме продуктов пару праздничных блюд.
Пирог с черникой в Эдвина уже не влез: закормила. Он, шутя, даже поинтересовался, не собралась ли я убить его таким изощрённым способом. Ну уж нет, Эдвин Лазавей, вы нужны мне живым!
Уже в постели, в темноте, замучила Эдвина вопросами – такова уж женская природа, любим мы поговорим о чувствах. Выпытала всю подноготную и поколотила: мерзавец приврал насчёт любви! Оказалось, что тогда, в конце зимы, я просто нравилась, да и самолюбие грело, что красивая женщина испытывает к нему серьёзные чувства. Разумеется, Лазавей называл вещи иначе, но понять то, что не договаривают, нетрудно. А ведь всего лишь проговорился, что сейчас всё не так, как весной, что что-то изменилось. В общем, планировал меня, гад, на роль любовницы, зато теперь клялся, что только со мной ему тепло.
– Это как? – отвернувшись к стене, буркнула я.
– Просто. Агния, ну не лгал я, просто преувеличил! Как тебе доказать, что никакая другая мне не нужна?
Я изображала глухую, слепую и немую, а Эдвин изо всех сил вымаливал прощение. Сообразив, что поцелуйчики не прокатят, в сердцах пообещал десять баллов на экзаменах по всем своим предметам. Зная, как рьяно Лазавей блюдёт честность оценок, это большая жертва, только я отказалась.
– Хорошо, верю, – не могла я долго сердиться на того, кого отбила у самой Осунты Тшольке, – а теперь поведай, почему вдруг занялся домом? Помнится, Алоис затеял ремонт, когда сделал предложение Маргарите.
Теперь молчал Эдвин. Та-а-к, удар попал в цель?
– Просто тебе многое не нравилось, – наконец изрёк Лазавей. – Мы живём вместе…
