Честно говоря, дядьку я не перевариваю, хоть и живу у него с раннего детства. В принципе, заботились они с тетей Софи обо мне не хуже, чем о родных детях: кормили из того же котла, отвешивали подзатыльники не чаще (но и не реже), чем Джузеппе, Мануэлю, Джованни и Пьетро, своим сыновьям, а уж что до шмотья, то у нас с братьями никогда не было такого понятия, как «моя футболка» или «мои штаны», — если джинсов, в которых я пришел вчера ночью домой, нет на месте, значит, они на заднице кого-то из этой четверки. И все-таки Родриго я не люблю. Хотя бы потому, что он частенько грозился сдать меня в колонию для трудных подростков, пока не понял, что мои способности могут принести семье кучу кэша, не облагаемого налогом. После этого я стал жить как принц, но лишь потому, что начал, если можно так выразиться, работать на дядю. Причем, cazzarolla, в буквальном смысле. Сам дядюшка промышлял тем, что перебивал серийные номера на угнанной другими технике или потрошил оную, если сбагрить не было вариантов. Джузеппе ему в этом помогал, а умник Мануэль подчищал записи о машинах в Сети, пока не сел за попытку взлома банка. Дурачок, куда он полез?! Хорошо, что нас всех тогда не замели. Теперь в Сети работает Джованни.
В этот бизнес я вошел, как заточка в бочину фраера, когда на спор приделал ноги прокурорскому BMW, который потом швырнул с обрыва в Мессинский пролив, за что огреб от дядюшки, поскольку, «если бы мы этот драндулет разобрали на запчасти, всю зиму могли бы кормиться». На следующий день я притарабанил в гараж дядьки новенькое «Бугатти» — ну на, разбирай. Дядя слегонца припух: из систем безопасности здесь разве что архангела с огненным мечом не было. Также в наличии имелась живая кобра, которую я заманил в кувшин с молоком, а потом отпустил на волю за городом. Зачем животину мучить?
Так я получил свой первый кэш, на который, кстати, и купил Цезаря, тогда еще полностью аутентичного. Потому что не фиг ходить по городу и рвать кроссовки, которые на мне так и горят. Блин, мы, говорят, Марс колонизируем, а одежда с обувью — pacco di merde, причем что дорогая, что дешевая, uno cazza[16].
Вот так я и стал звездой цирка имени дяди Родриго, раз в месяц привозя ему на растерзание навороченную тачку. Чем и занимаюсь до сих пор. За что я не люблю дядю? Во-первых, он меня цинично эксплуатирует и ничуть этого не стесняется. Во-вторых, несмотря на то, что бизнес семьи завязан на мне, он все равно относится ко мне как к убогому paco di merde. Никаких сантиментов — если бы я не был так полезен, дядька давно бы вышвырнул меня на подножные хлеба. Это тетушка Софи испытывает ко мне какие-то родственные чувства, с дядькой у нас нет ни капли общей крови. Вот и посудите. Думаю, он ко мне относится так же, как я к нему, но мы усердно делаем вид, что все в шоколаде, и это лицемерие бесит меня еще больше, даже не столько его, сколько мое собственное. Послать его подальше я не могу, он меня тоже. Мы нужны друг другу, и баста.
— А о чем же мне думать? — пожал плечами я, убирая масленку и вытирая руки ветошью. — Или ты в свободное время мечтаешь о мальчиках? Тогда я буду держаться от тебя подальше.
— Va fa’n’culo, figlio mio, — ответил он. — Есть работенка.
— Охренеть, — воодушевился я. — И что на этот раз?
Дядька достал из кармана недешевый мобильник (хрен бы он себе такой купил, если бы не мои подвиги) и включил голограмму. Между ним и мной на полу появился кусок улицы, расположенной в двух кварталах от нас. Там, возле супермаркета, среди «Фиатов» и «Ауди» стоял черный, похожий на катафалк, «Роллс-Ройс».
— И где мне искать этот рыдван? — уточнил я.
— Разуй гляделки, — посоветовал дядька. — Он на той стоянке третий день ошивается. На нем парочка приехала из Германии, девка молодая и черномазый. — Дядька плюнул на пол, выражая свое несогласие с расовой толерантностью, благодаря которой симпатичные девочки якшаются с неграми и прочими цветными. — Они сняли виллу к югу от города, наверно, трахаются день и ночь, как сраные кролики, а тачилу кинули на стоянке, будто здесь Берлин, а не Палермо.
— Вообще безбашенные, — согласился я. — Кто-то уже ломался сделать ей колеса?
— Джованни Канели хотел, да полиция повязала, — кивнул дядя. — У тачилы там все по-взрослому, бемцалок полный багажник.
— Джованни лох, — ответил я. — Ежу понятно, что там бемцалки, и не только на виду. Слыш, это ж вроде супермаркет под Пабло?
Родриго кивнул.
— Чего он сам не берется? — спросил я. — Говорил с ним?
— Само собой, — кивнул Родриго. — У него кишка тонка такую тачилу нарисовать. Тут, пожалуй, кроме тебя, никто и не справится.
Я удовлетворенно кивнул: приятно, когда тебя оценивают по достоинству.
— Ясно. Вечером съезжу, порисую, если там не нужно будет готовить что-то, может, сразу и возьму. Куда ее гнать?
— На сортировочную. — Родриго ощерился в тридцать два своих имплантата. Кстати, зубы он вставил тоже на мои деньги. Не банальные протезы, а выращенные из собственного ДНК, cazarolla, так что каждый клык его пасти стоил примерно как Цезарь до того, как я с ним поработал. — Я приводной маячок поставлю, загоним в рефрижераторный вагон и разделаем как бог черепаху…
— Экранировщик прихвати, — сказал я. Экранировщик — еще один мой прибамбас, с его помощью любое помещение можно выдать за пустое, в смысле, для всякой электроники — инфракрасной там, лазерной… Конечно, военный самолет РЭБ так не обманешь, а вот вертолет карабинеров запросто, я проверял. У этой байды один недостаток — размером она с дорожный чемодан, а весит лишь чуть меньше меня. Хотя дядька, надо отдать ему должное, с
