ворвались в другой – и медленно, но верно шло продвижение дальше.
На Сахарной головке упорно держались немцы и вели огонь нам во фланг, а иногда и в тыл, потому как с каждым шагом вперед мы им это самое место подставляли. Правда, и этот же шаг выводил из игры немецкие пулеметы, а затем и минометы. Где из-за дальности, где из-за укрытия складкой местности. Немцы держались за Сахарную головку упорно, даже рискуя окружением, поскольку, выйдя к улице Сакко и Ванцетти (а там уже район, именуемый Стандарт и примыкающий к вокзалу), мы выдвигались за эту гору почти на два километра. Поскольку наступление вели не только мы, то гарнизон Сахарной Головки сильно рисковал. Но они там сидели до последнего и начали отход только в ночь на шестнадцатое.
А тринадцатого утром мы приводили себя в порядок, а после обеда наступление возобновилось. И до вечера бой шел за оставшиеся кварталы балки Адамовича. Их осталось не так уж много, но дались они тяжело. Немецкие егеря держались стойко, не боялись контратак и рукопашной. Каждый домик, что они держали, приходилось так забрасывать гранатами, что аж жалко было столько тратить. Но как ни кидаешь, а все равно где-то там за стенкой, за печкой, за баррикадой из мешков с песком уцелевали егеря, и, когда мы врывались в дом, то сразу начиналась рукопашная. Комнаты заполнены дымом и смрадом сгоревшей взрывчатки, вся пыль и штукатурка, поднятые взрывами, еще не достигли пола, ни черта не видно, а тут на тебя из этой завесы вылетает какое-то рычащее существо и пытается проткнуть штыком или задушить…
И ты тоже пользуешься тем, что есть. Каской так каской, лопаткой так лопаткой, гранатой так гранатой. Потом, отойдя, подумаешь: а что бы было, если бы граната от удара по голове егерю сработала? Нет ответа на это. Просто «девочка Удача» на твоей стороне или нет. На твоей – значит, егерь выброшен в окно и теперь пытается читать отходную молитву уже заплетающимся языком. Не на твоей, как у Саши Молитвина – и кровь вытекает из рассеченных вен шеи…
Кажется, это был двухэтажный дом по улице Карла Либкнехта. Или не по ней? Но неважно, дом был двухэтажный, с деревянными лестницами. И на этой лестнице, когда я сцепился с егерем, она не выдержала, и мы грохнулись вместе с обломками вниз. И оба растянулись на полу, пребывая в глубоком апофигее от полученных ощущений. В дом ворвалась подгруппа закрепления, поэтому егерю досталось прикладом по голове, а меня оттащили к стенке и воды на лицо плеснули. Отошел кое-как…
В доме на параллельной улице егеря все и погорели, потому как не хотели сдаваться, пока дом не забросали бутылками КС. Дальше было уже поздно.
Жалко ли мне их? Да нисколечко! Говорили мне в госпитале ребята из 83-й, как держался их батальон под обстрелом термитными снарядами в лесу. Горели, но не отходили. Пришло и немецкое время. Тем более обе эти егерские дивизии, что перед нами стояли, и под Туапсе воевали. «Мельницы божьи мелют медленно, но верно». Вот и домололись до сто первой егерской.
Четырнадцатого числа был ранен наш отделенный, и на его место поставили меня. Вот первую половину дня я и рассчитывал, как и что делать при штурме домов, да внедрял расчеты в подчиненных, а вторую половину дня все вместе расчеты воплощали в жизнь. Уже в «предместье» Стандарт.
Ну, предместьем оно было давно, а название – тоже историческое. Это был поселок общества «Русский Стандарт», занимавшегося нефтепереработкой, транспортировкой и даже, кажется, добычей нефти. В городе до революции у общества был нефтеперегонный завод, нефтебаки и целый поселок. Поскольку в обществе делами заправляли французы, то для их нужд были построены очень неплохие домики, улицы замощены и окультурены. И даже кино, чтобы местные французы поглядели на творчество соотечественников с бульвара Капуцинов, завезли сюда и показали – третий по счету случай в России после обеих столиц. Часть зданий этих осталось, хотя они уже не так красивы, как в молодости, да и дом, где производилась демонстрация «синема», тоже достоял до моего времени.
Пятнадцатого был день перелома. На контратаки сильнее, чем парой егерей из комнаты в комнату, немцы уже не сподобились. Отчего – потому что начали отход. Только это не сразу стало видно. Но наконец-то получилось рвануться вперед у малоземельцев, мы взяли Стандарт и вломились в Мефодиевку, а 55-я дивизия взяла окрестности вокзала…
Но этот день был и днем потерь. Какой-то гад-самоходчик выцелил ту самую кирху на Балке и всадил снаряд в ее шпиль. А там как раз собралось много командиров – комдив Вруцкий, наш комполка Каданчик, его зам Леженин, полковой инженер, инструктор политотдела армии, другие начальники… Человек двадцать. Мясорубка. Вруцкий с тяжелым ранением выбыл из строя, Каданчик и Леженин убиты, остальные по большей части тоже.
Вруцкий начинал командиром батальона на румынской границе и даже тогда устроил одной румынской дивизии кровавую баню, внезапно атаковав ее походную колонну. Каданчик и Леженин в сорок втором году получили ордена Ленина, что тоже говорит о них… Эх-ма…
И салажонок Валентин под гранатный осколок подставился. Ну, хоть жив будет, хотя и полежит сколько-то, потому как бедро пробито.
Роту перед десантом пополнили, а сейчас осталась только половина.
Ладно, отделенный, пострадал, и надо снова делом заниматься, с наступлением темноты опять идем в атаку. Пора брать то, что еще осталось от Мефодиевки невзятым…
Там сильно пришлось повозиться с одним домом. Точнее, мы сначала думали, что это один двухэтажный кирпичный дом, а пришлось брать сразу два, потому что на том же участке стоял еще один, но чуть поменьше, уже не кирпичный, а послабее, но тоже в два этажа. И брать его было еще тяжелее. Видимый нам кирпичный удачно обстреляли танки, заглушив пулеметы на втором этаже и выбив из оконных проемов прикрытия из мешков с песком. Поэтому мы и смогли рывком влететь в дом и даже без потерь. Внутри, конечно, так хорошо не было. Немцы стойко дрались, поэтому сразу же пошел упорный
