Поэтому днем двадцатого сентября я оказался в Новороссийске. Своих нашел не сразу. Бригада пока оставалась в городе, неся комендантскую службу, разбирали завалы, а бригадные саперы еще и занимались разминированием…
Настроение в бригаде было не ахти. И было с чего – десант не удался. Два батальона первого эшелона были высажены врассыпную, от мыса Любви до порта, и в нем тоже.
А малоземельская группа немецкую оборону сразу не пробила. Поэтому все резервы врага ударили по множеству разрозненных групп, высадившихся на широком фронте. Плацдарм создать не удалось, те, кто не погиб, отходили либо к другим десантным отрядам, либо на Малую землю. В том числе и по воде. Потери – ужасающие. Город превратился прямо в кладбище ребят из нашей бригады. Мой батальон, что пошел во втором эшелоне через сутки, пострадал меньше, потеряв около трети. «Душа моя страданием человечества уязвлена стала!» А группу матросов, попавших в плен, немцы повесили в здании холодильника на крюках для мяса… Наверное, это были раненые. Да что же это такое – в Озерейке остались раненые, которым мы не смогли помочь, в Глебовке наверняка тоже они были, в Холодильнике – опять же раненые! А я по другой стороне бухты крался и трофейный кофе хлестал! Пока братишек на крючья вешали за ребра! М-м-м… весь Вельзевулов синклит и бесенята в придачу!
Мои приключения ни у кого особого интереса не вызвали – такого было полно. У кого не было заплыва к рыбзаводу, у того был прорыв к пограничникам, которые высаживались на Каботажный мол и плацдарм удержали. У тех, кто так не прорывался, были свои игрушки. Сгоревший в воротах порта «охотник», изгрызенные пулеметами катерные тральщики, разбитые минами боты, заминированные пристани… Рассказывали даже такой случай, что одна торпеда гульнула и врезалась в борт «охотника», где не взорвалась и застряла. А что же с ней делать? Командир дал ход враздрай машинами, от вибрации торпеда вывалилась и отправилась на дно. А дальше была вторая серия – как дотащить катер с пробитым бортом в Геленджик… Я удивился – а что там торпедные катера торпедами глушили? Немецких катеров в порту не было же! И мне поведали про нетрадиционное, так сказать, применение торпедного оружия. Им решили глушить немецкие доты на молах. Когда торпеда с двумястами килограммами взрывчатки воткнется в мол под дотом, то от взрыва гарнизон на некоторое время просто отключится. А дальше их перебьют автоматчики групп захвата.
Но это еще не все: катерники сподобились сделать так, чтобы торпеда вылезла на берег и проползла несколько метров до немецких дотов, что были в стороне от мола. Как рассказывают, история началась с предвоенного ЧП, когда учебная торпеда вылезла на пляж и распугала купальщиков ревом двигателя. Вот этот случай и вдохновил катерников на доработку взрывателя торпеды, чтобы она взорвалась после ползания по пляжу. Довоенная торпеда была учебной, потому ей и взрываться было незачем. В итоге таких торпед использовали штук тридцать, взрывы были от них дай боже, а доты на молах заткнулись. На одном из них крыша придавила содержимое, как рассказывали. Бывают же такие баталии!
Жители тоже стали возвращаться в город. Хоть немцы их по большей части и угнали, но оставшихся было немало. Как они пережили год на передовой? А несладко им было, и это мягко сказано.
Город разрушен… Сильно пострадал центр, район рынка, да и та сторона не лучше. Завод «Красный двигатель» разрушен. Цементные заводы – тоже. Судоремонтный завод сильно пострадал. Электростанция – стены стоят, а оборудование вряд ли уцелело.
Водопровод не работает. Колодцы есть, но часть завалена, в части – трупы. С подвозом тоже проблемы – заваленные обломками улицы. Надо сворачивать на другие, а там под колесо попал осколок. Стоп, шофер, меняй пробитое, а мы сидим и поминаем шофера незлым тихим словом.
До сих пор взрываются немецкие сюрпризы. Как разные мины и снаряды, которые кто-то тронул не очень нежно, так и настоящие ловушки. Недавно от взрыва ночью обрушился приличный и относительно небитый дом чуть ниже парка имени Ленина.
В уцелевшем здании управления порта, как оказалось, таился большой заряд взрывчатки. Он должен был взорваться, когда появится напряжение в сети. Тогда рухнуло бы это здание и чудом уцелевший памятник Ленину перед ним. Но тут немцы просчитались.
Вообще памятников, на удивление, уцелело довольно много. Вот этот Ленину (ну, понятно, он был как ловушка, потому его и не трогали). Стоят памятник Двадцатилетию изгнания белогвардейцев, установленный перед войной, и обелиск на месте могилы старых революционеров на Октябрьской площади. Сохранился небольшой памятник погибшим возле вокзала красноармейцам при захвате города белыми. В них были попадания пуль и осколков, но стоят! На железнодорожном вокзале я не был, потому и не мог сказать, цел ли он. Если смотреть издалека – вроде здание осталось. Стоящий напротив элеватор тоже устоял. Из воды торчат мачты и трубы затонувших кораблей.
Основные пожары уже потушены, но запах гари витает в воздухе…
Радость победы есть, но радость горчит на губах.
Глава одиннадцатая
В Новороссийске мы оставались еще неделю, а затем отправились на переформирование в Геленджик. Это был прямо подарок. После Малой земли мы только вздохнули свободнее, а тут снова в десант. Усталость наросла. Причем не сколько физическая, а больше моральная. От нее случаются внезапные резкие вспышки, причем по мелочам, даже среди закадычных друзей. Начальству тоже дерзят, вплоть до посылания в дальний адрес. Металл устает, а нервы тем более. Поэтому надо бы по уму людей на передке регулярно менять, и даже в тылу отпускать в увольнительную, но… что-то не получается. Почему – кто его знает. Всякое говорят про начальство, и не все при звездах на погонах их достойны, тут надо сказать честно. Когда-то есть на то и объективные причины, когда-то не совсем. Доживем – узнаем.
Геленджик начался с бани, и это было тем, что доктор прописал. Почти десять дней боев в городе и окрестностях – когда уж тут помыться. Максимум
