Итак, а что делать с Конором? Обстоятельства изменились. Теперь Леван – его, Ангуса, человек. Карманный убийца, если можно так сказать. Хесс – нет. Но и его можно подчинить. Только надо ли?
Теперь вот о чем нужно подумать: а может, стоит направить того же Левана убить всех людей из списка смерти? В том числе и самого императора? А что, высококвалифицированные убийцы вполне смогут добраться и до самого императора. Наверное, смогут. Смогут ли? Если как следует подумать – не смогут. Такой охраны, как у императора, такой защиты нет ни у кого. Магическая защита – боевые маги дежурят возле императора днем и ночью. Физическая защита – многоуровневая структура охраны, начиная с низших стражников и заканчивая отборными, элитными телохранителями. Стрелки с луками и арбалетами за отдушинами комнат. Тайные агенты под видом прислуги. И как туда доберется Леван? А если доберется – как оттуда уйдет? Впрочем, насчет «уйдет» – это слишком уж фантастично. Чтобы уйти, ему надо сделать свое грязное дело. А он этого не сможет.
Единственный, кто сможет ЭТО сделать – первый лекарь. Только он. Убить и… нет, может и уйти безнаказанным. Но вряд ли. Хотя… если будет таким умелым, как Ангус, и таким ловким, как Леван, – уйдет. Ведь правильный яд сразу не действует. Он убивает незаметно, через день, два, неделю. И только от первого лекаря император может получить этот яд. Его даже в пищу нельзя добавить – сразу заметят. Во время приготовления блюд за процессом следит не меньше десятка наблюдателей, знающих, что, если они пропустят отравителя, если император погибнет, умрут мучительной смертью, будь хоть одно малейшее подозрение в том, что его отравили. То есть единственный, кто может добраться до Властителя, – это его лекарь. Или его жена…
В общем, посылать Левана на смерть абсолютно бесполезно. Тогда какой остается путь? Только тот, которым прошел Ангус. От низшего лекаря к высшему. Сделать из этого младенца величайшего мага, какой может быть на свете, передав ему все свои знания, и… пусть лезет наверх. Пусть повторяет путь «духовного отца». Да, блюдо мести к тому времени совсем уже остынет, но это ведь и хорошо? Пока парень вырастет, пока войдет в силу – император одряхлеет. Ему нужен будет очень хороший лекарь, очень!
Да, в лекари берут только лиц дворянского происхождения, но ведь и это хорошо! Учитель Ангуса уже немолодой человек. К тому времени, когда Конор повзрослеет, учитель скорее всего умрет. А у Конора его родовая фамилия! Конор будет представляться его сыном или внуком. Лучше – бастардом, с документами о происхождении. Где взять документы? Да чего только не делают, если хорошенько заплатить! И уж свидетельство о рождении сделают точно. И проверить это свидетельство будет некому. Учитель к тому времени будет в могиле. Кстати сказать, можно сделать и так, что он БУДЕТ в могиле. Если к тому времени окажется жив. Только не хочется этого делать, совсем не хочется… пусть живет, старый бунтарь! Но если придется… месть есть месть! Холодное блюдо!
Итак, остается Хесс. Будет ли он сотрудничать? Если Леван на него нажмет? А если с Хессом проделать то же самое? Вначале усыпить, а потом влить снадобье и заколдовать? И будут два великолепных телохранителя – не тюремщики, а телохранители! Да, так и следует поступить.
С этой мыслью Ангус отошел ко сну, сквозь дрему прислушиваясь к сопению Левана. Завтра будет ясно, получилось или нет. Хесс с ребенком легли спать в гостиной на древнем диване, ремонтом их с Леваном спальни займутся потом. Может, завтра, может, послезавтра. Сейчас есть дела и поважнее, чем отскребать сажу со стен и потолка.
Утром Левана на матрасе, лежащем на полу дома, уже не было, а из кухни доносился запах свежих лепешек. После вчерашнего «веселья» Ангус так проголодался, что сейчас, унюхав запах лепешек, сглотнул побежавшую слюну и, спустив ноги с кровати, поднялся и быстро побрел по направлению к источнику запаха.
За столом сидели Леван с Хессом. Возле стола в вычищенной от сажи качалке лежал младенец и, как обычно, безмятежно спал, розовый и пухлый, и ничего не указывало на вчерашние события, едва не приведшие к ужасному результату. Оба парня были безмятежно спокойны, веселы. И когда учитель вошел в гостиную – вежливо встали, как и положено воспитанным, почтительным ученикам. Всё как всегда, всё так, как положено.
Ангус сел на свое место – напротив двери, спиной к стене, как и полагается главе семейства. Ему тут же налили горячего травяного отвара, пододвинули голову сахара, от которой уже накололи маленьких кусочков, белых, как снег вершин, поднесли тарелку со свежими лепешками, мед, – и Ангус приступил к завтраку, забыв обо всем на свете, кроме этой пышной, пахучей горки пшеничных лепешек, замешанных на сливочном масле. Когда-то он любил изысканную еду, его повар готовил лучшие блюда из самых лучших продуктов. И Ангус это не особо-то и ценил. Сейчас же такая простая еда – лепешка со свежим медом – привела его в отличное состояние духа. Ведь она показывала, что Ангус еще жив, что он чувствует терпкий вкус меда, нежную плоть лепешки, легкую горчинку ароматного травяного отвара, а это значит, что Ангус еще жив и у него все впереди!
Только мертвому ничего не надо. Он ничего не чувствует, и ему все равно. Хорошо быть живым, ей-ей!
Ангус вдруг даже улыбнулся в свою полуседую старческую бороду, пригладил усы, выпачканные в меду, вытер руку о влажную чистую тряпку и вдруг задумался: а может, ему побриться насовсем? Ну чего он ходит заросшим, как какой-то жалкий селянин? Аристократ должен держать себя в чистоте, в порядке! Чтобы было видно, что он аристократ, а не какой-то там жалкий раб-крестьянин!
– Учитель! Можно тебя на минуту отвлечь от завтрака? – нерешительно спросил Хесс, зная, как Ангус не любит, если его отвлекают от трапезы. Ангус всегда считал, что болтовня за столом – признак дурного тона. Поел, взял в руку бокал легкого вина – вот тогда можно и поговорить. Беседовать же с набитым ртом – это абсолютное отсутствие воспитания, так делает только чернь!
– Отвлекай! – скосил глаза Ангус, чувствуя, как в животе мягким грузом лежит вкусная лепешка. Человек, испекший такую вкусную лепешку, как минимум заслуживает того, чтобы его выслушали. К тому же, когда ты сыт, в сознании начинает преобладать доброта, а добрый человек гораздо терпимее к
