– Он так не думает, – успокоил ее Мануэль. – Но так думает его собака.
Перуанец то и дело пропускал англичанку вперед, пока Быков не отвел его в сторонку и не шепнул:
– Хватит пялиться на ее зад, Мануэль. Если я не ошибаюсь, ты вызвался быть гидом. Оставь замашки донжуана. Мы не на увеселительной прогулке.
Глаза перуанца сделались печальными, как у оленя, получившего смертельную рану в сердце.
– Как ты можешь говорить такое! – воскликнул он, прижимая руки к груди. – Я здесь, потому что мы друзья, Дима?.
– Ди?ма, – раздраженно поправил его Быков. – С ударением на первом слоге.
– Я так и говорю, – обиженно сказал Мануэль.
– Нет, не так. И запомни, пожалуйста, о чем я тебя попросил. Когда вернемся, можешь хоть жениться на Морин. Но здесь будь любезен вести себя как джентльмен.
– Мои предки быть испанские идальго, – горделиво ответил Мануэль. – Меня не надо учить хорошие манеры.
К его чести следует сказать, что с этого момента он перестал пялиться на англичанку с видом волка, заметившего овечку. В глубине души Быков корил себя за то, что обошелся с приятелем жестковато, но умом понимал, что поступил правильно. Не хватало еще, чтобы где-нибудь посреди лесной чащи в их маленьком коллективе вспыхнул конфликт!
Лес был буен, дик и прекрасен. Почти все стволы от корней до самой макушки были опутаны вьющимися растениями. Лианы свисали с ветвей, подобно удавам. В листве мелькали пестро окрашенные птицы. Здесь было столько оттенков зеленого, что живописец сошел бы с ума, подбирая краски. Среди этой зелени мелькал то какой-нибудь белый ствол, похожий на обглоданную кость динозавра, то яркий цветок, то черный скелет дерева, сгнившего в вертикальном положении, потому что соседи не позволили ему упасть.
Морин восхищали стайки голубоватых и желтоватых попугайчиков, с писком пролетавших у них над головами. А один здоровенный попугай, малиново- изумрудный, перепугал ее до икоты, хрипло закричав прямо на ухо.
Вскоре тропа, по которой двигались путники, затерялась среди растительности, и Мануэль вооружился одним из двух мачете, приобретенных в городе. Сменяя его, Быков смотрел под ноги, чтобы не наступить на змею или полуметровую ящерицу, медитирующую на ковре из прелых листьев.
Все порядком устали, когда пришло время останавливаться на ночлег. Мануэль нашел для лагеря небольшую поляну, где можно было разбить палатку.
– Здесь есть какой-нибудь ручей? – жалобно спросила Морин, осматривая свою пропитанную по?том майку.
– Вода проблема. – Мануэль развел руками.
– Представляю, какой запах будет стоять в палатке!
– Придется потерпеть, – сказал Быков извиняющимся тоном.
От джунглей поднимались влажные испарения. Западный склон неба полыхал фантастическими переливами. Цикады и древесные лягушки соревновались друг с другом, чей хор звучит громче, слаженней. Вечерний воздух вибрировал и звенел от их переклички.
Услышав неподалеку грозный хриплый рев, Быков схватился за мачете и спросил, не ягуар ли это.
– Это обезьяна, – успокоил его Мануэль. – Сидеть дерево и кричать всю ночь.
– Почему бы нам не развести костер? – поежилась Морин.
Мужчины натаскали веток, добрая половина которых рассыпалась от сырости, и с горем пополам развели огонь.
– Это хорошо, что дым, – авторитетно рассуждал Мануэль, хлебая бульон из кубиков. – Отгонять москиты, отгонять комары. Когда кусать – лихорадка.
– У нас есть таблетки хинина, – сказал Быков.
– Хинин не всегда помогать.
И Мануэль, нещадно коверкая английский язык, принялся рассказывать поучительные истории о малярийных комарах. От них он перешел к большим муравьям, которые яростно нападают в джунглях на неосторожных путников. По словам перуанца, эти твари были настолько сообразительны, что перегрызали крепления гамака, после чего целым полчищем набрасывались на упавшего человека. А еще муравьи способны сводить с ума своими укусами. Спасения от них нет, как и от диких пчел, жалящих до смерти.
Морин слушала с разинутым ртом, а Быков относился к этим россказням скептически. Особенно после того, как Мануэль поведал историю своего героического сражения с гигантскими, величиной с кошку, волосатыми пауками.
– Таких пауков не бывает, – усмехнулся Быков.
– Я сам видеть! – запальчиво возразил Мануэль. – Свои глаза!
– У нас говорят: у страха глаза велики.
– Я никого не бояться. Я знать джунгли.
– Как Тарзан, – подсказала Морин.
