жестковатом стуле. Развести, что ли, Петровича на кресло с анатомической спинкой и мягкими подлокотниками? Пусть раскошеливается, обеспечивает ценному работнику достойные условия труда. А то как тут работать, когда стол буквально завален товаром? Помимо стопок моих книг два дешевых артефакта валяются, мелочь какая-то, пачка однодолларовых купюр, старый пистолет Макарова без магазина. Стакеры натаскали всякого дерьма, Петрович со стола не успел убрать, и меня за него засадил работать, мол, быстрее надо, заказы горят. Я со стола щас уберу, ты, главное, пиши. И исчез где-то в закромах своего склада. Короче, никаких условий для работы.
Тут еще на край стола Лютый запрыгнул. Это мой друг. Мутант-каракал, умеющий читать мысли и скалиться от уха до уха на манер Чеширского кота, обнажая при этом длиннющие клыки.
Кстати, я давно заметил, что с мутантами у меня дружить получается лучше, чем с людьми. Может, потому, что я сам немного мутант, как считают многие? Хотя нет, многие считают что не немного, а по самые не балуйся. Мол, не человек Снайпер, а самый настоящий мут, обладающий нереальным запасом личной удачи, умеющий стрелять как Робин Гуд, ускорять личное время и – ну да, оказывается, еще и романы писать. И подписывать…
Почесал я Лютого за ухом и хлопнул по спине – мол, иди, гуляй, осваивайся в Зоне. А то еще работодатель увидит, что я со своим мутантом играюсь, опять нудеть начнет. Лютый возражать не стал, лизнул меня по-собачьи в щеку и смылся. Это он умеет, в любую щель пролезет.
И вовремя смылся, кстати.
Сзади послышались шаги. По ходу, Жмотпетрович новую стопку книг тащит, а у меня уже не только задница, но и пальцы, до мозолей натертые авторучкой, скоро начнут отваливаться.
Хотел я сказать торговцу всё, что о нем думаю, и даже уже почти развернулся… как вдруг неожиданно для меня моя рука рефлекторно метнулась к поясу, выдернула из ножен «Бритву», нож мой, способный равно рассекать и глотки, и границы между мирами. Так всегда бывает, когда я спиной чувствую приближающуюся опасность, тело само реагирует, раньше сознания.
Однако на это раз боевые рефлексы не помогли.
– Сиди как сидишь, сталкер, – скучно сказал Жмотпетрович, направляя на меня ствол охотничьего ружья двенадцатого калибра, на расстоянии в несколько метров оружия ужасного по своей убойно-разрушительной силе. – И нож свой засунь-ка обратно в ножны от греха подальше. А потом отстегни их от пояса и брось подальше в угол.
Признаться, не люблю я, когда на меня направляют различное огнестрельное оружие. Некомфортно я себя чувствую под прицелом. Поэтому даже в такой вот невыгодной для себя ситуации вполне могу метнуть нож в стрелка, одновременно уходя с линии выстрела, а дальше уж как Зона вывезет…
Но – не метнул. И не потому, что, в отличие от стрельбы, ножи я в цель швыряю неважно. Просто в глубине склада хлопнула дверь, и из полумрака подземелья на свет вышла Рут. Как всегда прекрасная, словно валькирия, сбежавшая из древнего скандинавского сказания.
Только сейчас ее большие, выразительные глаза были заплаканными. А сочные губы – искусанными до крови. Плюс ко всему в слегка трясущейся правой руке девушка держала пистолет, ствол которого также был направлен на меня.
Интересно, что бы это всё значило? Понятное дело, про поговорку «от любви до ненависти один шаг» каждый знает. Как и про то, что хорошее отношение твоего работодателя в любой момент может смениться на прямо противоположное. Но с чего такая резкая перемена?
– Вы что, дорогие и уважаемые, съели чего несвежего? – поинтересовался я. – Или просто синхронно сбесились от долгого сидения под землей? При этом доложу вам, что ни первое, ни второе не есть повод направлять оружие на живого и ни в чем не повинного человека.
– Не человек ты, а сволочь распоследняя, – надтреснутым, хриплым от слез голосом проговорила Рут. – Мне Петрович сказал, что ты не меня, а другую любишь. Со мной спишь, а сохнешь по какой-то твари, отреставрированной «фотошопом»! Это ради нее ты во вселенной Кремля жизнью рисковал! И Монумент восстановил только для того, чтобы воскресить какого-то мутанта-переростка, которого она любит! Она по нему сохнет, а ты за ней волочишься, как тряпка, прицепившаяся к каблуку. Тоже мне, легенда Зоны! Тьфу!
… Ну, это давно известно, что обиженные женщины виртуозно умеют трактовать события так, чтобы еще больше раздуть свои обиды – и при этом находят слова, со снайперской точностью бьющие в самый центр наболевшего. Только вот зачем торговцу нужно было подкидывать дровишек в огонек ревности, всегда тлеющий рядом с настоящей любовью? Ведь тому огоньку много не надо, чтобы превратиться в ревущее пламя, мгновенно пожирающее большое и светлое чувство.
Впрочем, глянул я, как Жмотпетрович, сделав шаг вправо и назад, встал немного позади девушки, держа ружье наизготовку – и понял. Всё просто и прозаично. Сделал он это, просто чтоб я нож не кинул и на него следом не бросился. Девушкой прикрылся, сволочь. Поручи он это дело своим телохранителям, я б в тесном помещении вполне мог попытаться уделать их с вероятностью пятьдесят на пятьдесят, ускорив личное время. Да и насторожился бы при их приближении, это уж к гадалке не ходи – хватило того, как они меня подловили, когда брали при помощи стреляющих электрошокеров.
А тут да, всё верно рассчитал барыга. Не кинусь и даже не пошевельнусь. Не потому, что за свою шкуру опасаюсь, а просто побоюсь ненароком причинить вред Рут, которая искренне и беззаветно меня любит. Настолько сильно, что готова сейчас меня пристрелить, вон как пальчик на спуске подрагивает.
Ну, я и сделал всё как сказал Жмотпетрович. Сунул нож в ножны, отстегнул их от пояса, бросил.
