Выйдя на пенсию в мирной бакинской жизни, Гаяна от безделья отстукала на машинке мистическую книгу, даже, кажется, две. «Мне открылось… — говорила она с важностью, — осталось только записать». И она записала на пятистах страницах рецепты человечеству на все случаи жизни, определила смысл бытия и даже начертала подобие формулы, по которой боб прорастает, а сука щенится. Сама Гаяна называла свой труд «Астрологическим трактатом», добавляя при этом — «название условное».
Неким утром она поставила точку, а ночью того же дня выскочила буквально в одной рубашке с чемоданчиком в руке. Можно тут ехидно усмехнуться, мол, не помогли Гаяне собственные рецепты. Но это как посмотреть. Армяне вообще странный народ. Более всего в мире они почитают азбуку и книгу. В пожарах, войнах и прочих катаклизмах они в первую очередь спасают библиотеки. Словом, Гаяна поступила как истинная армянка, прихватив из своего имущества только «Астрологический трактат».
А дальше уже «дыхание судьбы», как сказал бы поэт. В Москве нашлись кооператоры, которые издали эту мистическую книгу приличным тиражом и не обманули с оплатой. Более того, они просили новых текстов, суля золотые горы. Гаяна поверила. Можно только подивиться мужеству и настойчивости этой женщины. Не имея собственного жилья и прописки, она все-таки пробилась к книжным полкам Ленинки, получив постоянный читательский билет. Теперь она проводила в библиотеке большую часть дня.
Встречу с книжниками-кооператорами устроил Гаяне тоже беженец, очень милый и вежливый человек Ашот. С ним в родном городе приключилось какое-то зверство, лютость, о которой и говорить не пристало. Ашот вообще-то азербайджанец, но жена у него была армянкой.
— Сталин — зверь безродный, границы перепутал, людей переселил. Это он выдумал национальный вопрос, — сказала Гаяна и добавила: — а что нам, людям, делить-то? Жизнь одна, смерть одна. Все мы дети Господа, кроме… — вздохнула, — турок.
Вот вам и здрасте! Здесь даже Ольга взбунтовалась. Над парашютом никаких национальных вопросов! Мусульмане тоже люди, а если нам мафия головы дурит, надо не поддаваться и не терять человеческий облик. Гаяна немедленно обиделась, но возвращаться к теме не стала. Теперь она не столько говорила, столько вещала.
Например, дед начнет блажить:
— Наша беда в том, что Россия не имеет концепции. Кто мы? Куда идем? Мы только пригубили демократию и уже умом занедужили. А что дальше? Я утверждаю, что у России своя судьба, свой путь… — и так далее, в том же духе. А Гаяна щелкнет ножничками и даст совет:
— Мир един. Мне чужд солипсизм. Суоми Вивекананда писал…
— Гаяна, не употребляй слов, которые не понимаешь, — не унимался дед. — Тебе хорошо. У армян как у воюющего народа есть концепция, но это до поры до времени. А потом и перед вами встанет вопрос: какая у вас объединяющая идея?
— Папа, ты опять сделал дырку. И у армян, и у русских сейчас одна объединяющая идея — где достать еды.
— Ты хочешь сказать, что мы скатились к неолиту?
— Тьфу на тебя. У меня десять талонов сахара не отоварено, и все твердят, что скоро не будет ни талонов, ни сахара, а ты про объединяющую идею. Молчи!
«И думай о вечном», — сказал себе Кирилл Петрович и стал думать. Он не сразу мог переключиться на что-то хорошее, отвлеченное, разговор столкнул его в политическую колею. Это он хорошо сказал — «пригубили». Наверное, Факуяма все-таки прав… Американский социалист и философ, конечно, философ, и еще экономист считает, что человечество не может придумать ничего лучшего, чем либерализм плюс рыночные отношения. Дело за малым — подтянуть до своего уровня Россию, Китай, кой-кого по мелочам, а дальше — конец истории, вселенская радость… или тупик, как хочешь называй. Но у России уже были лозунги с плюсом. С легкой руки Ленина она куда-то прибавляла электрификацию… А чем все кончилось? Теперь у нас демократия плюс монархия минус рынок.
— Да держи ты тесьму!
— Что ты кричишь? — огрызнулся дед и опять выпал в осадок. Когда полгода назад кто-то по телевизору высказал эту бредовую идею — посадить на трон Романовых, — он буквально скис от смеха. Это же надо такое придумать! Но тогда еще демократы не получили власти, тогда еще в магазине колбаса была за семь рублей кило. Правда, это была не колбаса, а биомасса розового цвета, но она резалась, ее можно было пожарить, все равно — завтрак.
Сейчас он уже не смеялся, Романовы так Романовы. Будут жить в Кремле, разъезжать в золоченой карете. Карету можно в Оружейной взять.
— Папа, натягивай!
— Я натягиваю, я просто подумал, что если на трон посадить Романовых, то тут же появится Распутин.
— Писатель, — вздохнула Гаяна.
— При чем здесь писатель? Я про Григория Распутина говорю, мракобеса, опозорившего саму идею самодержавия.
— Распутин был экстрасенсом большой силы, — отозвалась Гаяна, — но тонкий мир был ему неподвластен. Поэтому он продался сатане. И большевики продались. Они навязали нам революцию. А знаете, что в Пензе придумали? — спросила она лукаво и без всякого перехода. — Они надкусывают батоны. А может быть, в Перми. Но это неважно.
— Как — надкусывают? Зачем?
— В булочной ночь стоишь, а утром дают в одни руки батон и черный. А человек берет с полки пять батонов, надкусывает и идет в кассу.
