Так я добрел до крупного торгово-развлекательного центра, со стороны которого пахнуло ароматом свежей выпечки. Неужели аромамаркетинг – или правда пекут сдобу в одном из кафе? Так или иначе, мне вдруг жутко захотелось кофе промышленного изготовления с чем-нибудь печеным. Верно, что мозговая деятельность требует углеводной подпитки.
Смирившись с тем, что, возможно, стал жертвой воздействия маркетинговых технологий, я через десять минут уже сидел за столиком «Старбакса» и употреблял вполне приличные, на взгляд обывателя, латте с чизкейком, врученные мне приятной рыжеволосой бариста. Девушка за стойкой всем своим видом внушала уверенность в сваренном ею кофе, а внешность ее словно была перенесена со средневекового портрета дамы из высшего сословия. Хотя в те смутные времена рыжеволосых дев не повсеместно жаловали – в частности, испанская инквизиция не гнушалась их публичным сожжением, признавая ведьмами. Хорошо, что в наше время можно свободно любоваться этими прекрасными созданиями. Белая бархатная кожа, круглое лицо, окаймленное яркими локонами, собранными в неплотную косу, легкие контуры тела… Поглощенный образами, я не сразу заметил, что девушка смотрит в ответ, не понимая природы такого пристального внимания с моей стороны. Я приподнял чашку кофе, как будто в честь нее, и улыбнулся. Она ответила мне не дежурной, но все-таки более официальной улыбкой, и на этом наш визуальный диалог был исчерпан.
Передо мной лежал телефон, а в пальцах крутилась визитная карточка некоего академика Лаврова. Сейчас мне не хотелось никакого делового общения, и при других обстоятельствах я бы точно отложил звонок на неопределенное время, но интрига имела место, и уже страсть к разрешению неясностей подталкивала к набору номера.
– Добрый день, это Сергей Романов, я звоню вам по рекомендации Юрия Асташева из «Западного горизонта», – отрапортовал я, когда Лавров снял трубку.
– Здравствуйте, Сергей, – ответил собеседник немного скрипучим голосом. – Да, я ждал вашего звонка. Предлагаю не тянуть кота за хвост, а лучше встретиться и обсудить одно потенциально интересное для вас предложение.
– Лев Борисович, я готов встретиться, но сразу хочу предупредить: я только что уволился и в ближайшие месяцы не планирую выходить на новое место. Есть другие планы, – выложил я свои условия профессору.
К слову, конкретные-то планы у меня как раз и отсутствовали. Но я был уверен, что они появятся, и мне требовалось время, чтобы перевести дыхание. Однако академика Лаврова предупреждение ничуть не смутило, и он попросил как можно скорее прибыть к нему в офис на набережной реки Мойки.
Тон и манера общения собеседника мне понравились. Сомнения отчасти улетучились. Я неспешно завершил второй завтрак, исподтишка разглядывая девушку за стойкой, и, собравшись с мыслями, отправился на встречу.
Проехав пару километров на автобусе, я спустился в метро – в подземную реку разномастной питерской толпы. Деловой день разгорался, к массе горожан примешивались многочисленные в это время года приезжие, которых выдавали восхищенные взоры по сторонам и неумение маневрировать в людском потоке Северной столицы.
В этом году чувствовался существенный приток гостей – даже учитывая пик сезона, людей все равно было больше, чем обычно. Очевидно, отечественные туристы все меньше испытывали судьбу на неспокойных зарубежных курортах, предпочитая устранять белые пятна на территории необъятной родины. В любом случае веселые и впечатленные приезжие всегда вносили оживление в бледнолицый поток горожан, чей отпуск еще не наступил или не предвиделся вовсе.
Я же неизменно любил Питер таким, как есть, без прикрас: и сырой, но разноцветной осенью, когда низкое солнце золотит и без того огненно-рыжие парки и аллеи; и серой весной, когда даже самая затяжная хлябь не может отвлечь от все чаще проступающего лазурного неба. Мне часто не нужны были дополнительные впечатления помимо тех, что дает сам город, и некоторые отпуска я провел, не уезжая далеко от дома, а большинство других – либо в загородном доме родителей, либо колеся по стране. Кстати, сейчас моя тяга к путешествиям вновь напомнила о себе: «крылья зачесались». Покачиваясь в такт движению вагона метро, я представлял, как проведу недельку с отцом и матерью в коттедже в сосновом бору, а потом рвану, вполне возможно, куда- нибудь за Урал.
Пара-тройка дней в их уютном загородном доме всегда ставила меня на ноги, особенно в разгар карьеры, когда мозги на работе кипели изо дня в день. Несмотря на то что отец вот уже семь лет частично парализован и мать ухаживает за ним, живут они самодостаточно, размеренно и вполне счастливо. Травму, повлекшую паралич, отец получил на производстве. Они с мамой сразу после института, в пору сельскохозяйственных инноваций пришли работать на табачную фабрику в родном Саратове, там и познакомились. Когда после развала Союза завод стал чахнуть, отец был уже замначальника производства, а мать – технологом. Обоих сократили. Все сбережения обесценились в начале пресловутых девяностых, и мы из процветающей советской семьи превратились в нищих. Родители хватались за любую работу. Помню, как отец приносил в больших сумках рулоны неразрезанных сигарет с завода и кустарно напечатанные упаковки. Рулоны нужно было нарезать на сигареты нормального размера, пачки склеить, набить дешевым куревом и отдать коммерсанту на реализацию за копейки. Хотя нет, тогда – за тысячи.
Спустя время табачную фабрику выкупила западная компания: новые хозяева начали с модернизации производства. Родителей пригласили на работу. Жизнь стала налаживаться, зарплаты постоянно росли, но и работа сделалась более напряженной и ненормированной.
Однажды, когда на заводе шел очередной ремонт из бесконечной череды, отец проводил осмотр цеха. Проходя по мосткам над табачными станками, он сорвался вниз с плохо закрепленной лестницы. В компании, на удивление, признали вину в полной мере и начали выплачивать компенсации. Но только через
