пищали, хлопали крыльями и виляли хвостами.
– Ох, как это мило! – воскликнула Мэй. – Посмотри, дорогой кроха!
На самом деле она опять хотела сказать «мистер», но ребенок предостерегающе поднял пальчик, а, услышав желаемое, улыбнулся и сказал:
– Правильно, ты должна называть меня просто крохой.
И снова все животные в один голос крикнули:
– Правильно, ты должна говорить просто «кроха»! – а потом выразили свою радость тем же способом, что и раньше.
Тогда Мэй обратилась к ребенку, и, хотя она собиралась говорить шепотом, голос ее почему-то прозвучал очень громко:
– О, дорогой кроха, я так хочу, чтобы они всегда жили счастливо и мирно, как сейчас. Нельзя ли сделать так?
Прекрасное дитя открыло ротик, и все живые существа тут же приложили когти, или крылья, или плавники к ушам и приготовились внимательно слушать. Когда же младенец заговорил, его слова казались тихими, но очень звучными, словно эхо далекого грома, разносимое над водой на крыльях музыки:
– Знайте, дорогие дети, и знайте все, кто внемлет: мир на земле между всеми живыми существами настанет только тогда, когда дети человеческие проведут один час в полной любви и гармонии друг с другом. Стремитесь, о, стремитесь вы все и каждый из вас к тому, чтобы это произошло.
Пока он говорил, воцарилась торжественная тишина и всё на поляне замерло. Затем всем присутствующим показалось, что чудо-ребенок воспарил из рук Мэй и поплыл по воздуху по направлению к морю. Все живые существа тут же выстроились в шеренгу по обе стороны от него, и он плыл между ними, а Мэй и Сиболд шли следом, держась за руки.
Младенец ждал их у кромки моря. Он поцеловал обоих, и к берегу тут же приблизилась их лодочка. Якорь сам собой втянулся на борт, раскрылся белый парус, и свежий бриз задул в сторону дома.
Чудо-ребенок опустился на нос лодки, а Сиболд и Мэй заняли свои прежние места и послали воздушный поцелуй всем живым существам, оставшимся на суше, которые танцевали на поляне, не сводя глаз с прекрасного мальчика.
Брат с сестрой сидели, взявшись за руки, а лодка бесшумно, но очень быстро плыла вперед, и казалось, что, когда она оставляла за кормой очередной чудесный ландшафт, тот исчезал в сером тумане.
Вскоре дети увидели свой ручей и огромную иву, возвышающуюся над всеми другими деревьями на берегу.
Лодка подошла к берегу. Чудо-ребенок поднялся в воздух и поплыл к ивовой беседке, а Сиболд и Мэй пошли за ним следом.
Когда за ними опустился занавес из листвы, фигура чудо-ребенка словно начала таять, с каждым мигом становясь все более прозрачной. Напоследок взглянув на детей с любовью, Ребенок взмахнул крохотными ручками, словно благословляя их, и растаял в воздухе.
Сиболд и Мэй долго сидели, держась за руки, и размышляли, пока оба не почувствовали, что им ужасно хочется спать. Обнявшись, они легли на землю и тут же уснули, окруженные со всех сторон маками.
Занесенные снегом
Записки гастролирующей театральной труппы
Происшествие
Некоторое время казалось, что поезд ползет, спотыкаясь, среди сугробов. Время от времени он неожиданно прибавлял скорость, когда снежные заносы расступались, точно так же, как на лесопилке дисковая пила начинает работать с удвоенной скоростью, когда бревно распилено, или как винт корабля начинает стремительно вращаться, когда отхлынет волна. Затем на пути вставал следующий сугроб, и скорость угрожающе падала. Подняв штору, администратор выглянул наружу и, глядя на снежную пустыню, заметил:
– Веселенькая ночка; особенно приятное место, чтобы тебя занесло снегом. Насколько хватает глаз, нет ни одного дома между Северным морем и Гримпенской трясиной. Вот мы наконец-то и попались. Похоже, на этот раз мы застряли окончательно! – заключил он, так как медленное движение поезда совсем прекратилось. Остальные члены труппы замерли в тревожном ожидании, и, когда они увидели, как кондуктор резким рывком распахнул дверь с подветренной стороны салона, раздался общий вздох облегчения: что угодно лучше, чем состояние неизвестности, в которое их погрузили два последних часа медленного и неравномерного продвижения вперед. Кондуктор стряхнул с себя толстый слой снега, вошел и закрыл дверь.
– С сожалением должен вам сообщить, дамы и господа, что мы наконец остановились. Мы боролись со снегом с момента отъезда из Абердина, и машинист надеялся, что мы сможем добраться хотя бы до Перта. Но такие заносы нам не по зубам. Мы простоим здесь до рассвета, если не сможем найти для вас неподалеку какой-нибудь кров.
Практичный ум администратора сразу же нашел другой выход:
– А почему бы не вернуться в Абердин? Мы расчистили пути до этого места и теперь сможем двинуться по ним обратно.
– В обычных условиях – да, но только не при таком ветре и снегопаде. В жизни не видел ничего подобного. Боюсь, мы не сможем проехать и мили. Во всяком случае, кочегар отправился на разведку, и мы скоро узнаем, чего нам следует ожидать.
