Человек, избегающий смерти, будет всегда побежденным; вся его жизнь будет долгой историей поражений. Тот, кто обнимает смерть, тотчас же восторжествует над нею; поражения больше не будет; в его жизни больше не будет поражений. Тогда его жизнь станет триумфальным шествием.
Да, я учу самому искусству умирать. Я учу умирать, чтобы ты мог достичь жизни. Знаешь ли ты секрет? Человек, который учится жить в темноте, — в то мгновение, когда он тотально принимает темноту, для него темнота превращается в свет. Знаешь ли ты, что, если человек принимает яд с любовью, с радостью, как принимал бы нектар, — для него и яд становится нектаром? Если ты не знаешь, ты должен это открыть. Одна из самых глубоких истин жизни в том, что, если человек принимает яд с любовью, тот перестает быть для него ядом — он превращается в нектар. А человек, который принял саму темноту всем сердцем, находит, к своему изумлению, что темнота стала светом. Человек, который встречает боль с распростертыми объятиями, находит, что боли нет — для него остается только счастье.
Перед тем, кто принимает свое состояние возбуждения и соглашается жить в нем, распахиваются двери мира и безмятежности. Это кажется противоречивым. Помни, однако, что тот, кто говорит, что хочет достичь мира, никогда не станет мирным, потому что говорить: «Я хочу достичь мира» — значит, фактически, искать беспокойства. Человек беспокоен, как он есть, а есть еще некоторые люди, которые хотят создать дополнительное беспокойство, говоря: «Мы хотим быть мирными».
Однажды ко мне пришел человек. Он сказал:
— Я был в ашраме Раманы в Пондичерри и в ашраме Рамакришны — они полны лицемерия. Больше я там ничего не смог найти. Я ищу мира и нигде его не нахожу. Я бродил в поисках мира последние два года. Л в Пондичерри кто-то упомянул твое имя. Я пришел прямо оттуда. Я хочу мира.
Я сказал:
— Вставай и уходи сию жесекунду, иначе ты докажешь, что лицемер и я.
— Что ты имеешь в виду?
— Просто убирайся. И никогда не оглядывайся в эту сторону. Мне лучше себя спасти, пока и меня не назвали лицемером.
— Но я пришел найти мир, — сказал человек.
— Просто убирайся, — сказал я. — И позволь мне спросить тебя вот что: к кому ты ходил и спрашивал, как быть в агонии? Какой гуру научил тебя возбуждению? В какой ашрам ты ходил, чтобы научиться быть беспокойным?
— Никуда не ходил, — ответил он.
Тогда я сказал:
— Ты такой умный парень, ты даже можешь создать себе умственное беспокойство. Тогда чему мне тебя учить? Вспомни, как ты создал беспокойство, пойди по противоположному маршруту, и ты найдешь мир. Чего ты хочешь от меня? Никому не говори, что приходил ко мне, даже по ошибке. Я не имею никакого отношения к тому, что с тобой происходит!
— Пожалуйста, покажи мне способ найти мир, — сказал этот человек.
— Ты ищешь способов волноваться. Есть только один способ достичь мира: будь в мире с беспокойством.
Человек, который тотально принимает беспокойство, человек, который говорит: «Приди и живи со мной. Будь гостем в моем доме», внезапно находит, что беспокойство покинуло его. С переменой состояния нашего ума беспокойство уходит. Если человек принимает само беспокойство, его ум успокаивается. Как может продолжаться беспокойство, если ум настроен на мир?
Это беспокойство рождается из нашего подхода неприятия — неприятия даже самого беспокойства. Человек, который говорит, что не примет беспокойство, будет продолжать оставаться беспокойным, потому что само это его неприятие является причиной всего беспокойства. Человек говорит: «Я не приму беспокойство, я не приму страдание, я не могу принять смерть, я не могу принять темноту». Все в полном порядке, не принимай их, — но ты будешь постоянно окружен тем, что не принимаешь. Вместо этого посмотри, что происходит, когда ты принимаешь, соглашаешься с чем-то, с чем не хочет соглашаться больше никто. К своему великому удивлению, ты найдешь, что твой предполагаемый враг стал другом. Если ты пригласишь в гости врага, что ему еще остается, как только стать твоим другом?
Я обсуждал все это с вами все эти три дня по той причине, что я вижу, что вы пришли сюда, чтобы победить смерть. Наверное, вы подумали, что я открою вам какой-то трюк, чтобы вы никогда не умирали.
Друг написал мне письмо, в котором говорит:
Может быть, ты тоже пришел сюда с какой-то идеей. Если так, ты будешь разочарован, потому что здесь я учу искусству умирать. Я говорю вам: Умрите! Научитесь умирать. Зачем бежать от смерти? Примите ее, приветствуйте ее. И помните, я даю вам сам ключ к победе над смертью. Омоложение — это не ключ к победе над смертью. Независимо от того, насколько ты пройдешь процесс омоложения, все же тебе придется умереть. Тело обязательно умрет.
Омоложение может только немного отодвинуть смерть — смерти можно избегать немного дольше. Это значит только, что твои проблемы будут растянуты на более долгий срок. Вместо того чтобы умереть за семьдесят лет, может быть, ты сможешь умереть за семьсот. Страдание, с которым ты иначе мог бы покончить за семьдесят лет, растянется на семьсот — что еще? Трудности семидесяти лет распространятся на семьсот. Ссоры семидесяти лет продолжатся до семисот. Проблемы семидесяти лет продлятся семьсот — они будут такими растянутыми, приумноженными. Что еще, по твоему мнению, может случиться?
Может быть, это не приходило тебе в голову, но если ты действительно встретишь кого-то, кто даст тебе снадобье и скажет: «Выпей это и ты проживешь семьсот лет», ты скажешь ему: «Подожди минуту, позволь мне это обдумать». Я не верю, что кто-нибудь из вас выпил бы снадобье, которое растянуло бы его жизнь на семьсот лет. Что это значит? Это значит: «Я буду продолжаться, как я есть. Этому самому «я» придется жить семьсот лет». Это может стоить очень дорого; это может иметь очень серьезные последствия.
Если ученые когда-нибудь откроют, что человек может жить бесконечно — такое открытие возможно, это нетрудно, — помни, люди начнут искать гуру, чтобы он научил их, как побыстрее умереть. Точно как сейчас люди ищут гуру, который омолодил бы их тела, тогда люди будут искать кого-то, кто покажет им секрет, технику умирания, чтобы даже ученые не могли их спасти. Они попытаются обмануть правительство, чтобы спастись от жизни.
Мы не понимаем, что нет смысла в продлении жизни. Смысл жизни приходит в интенсивности, с которой человек живет. Одна индивидуальность может жить в это мгновение так тотально — как другой человек мог не жить в бесконечном количестве жизней. Дело в том, как ты живешь, а только человек, который не боится смерти, может жить — как иначе? Страх смерти заставляет человека вечно дрожать — он никогда не стоит спокойно, он все время продолжает бежать.
Не обращал ли ты внимания на то, что скорости в мире постоянно увеличиваются? Все становится скоростным. В одном смысле ракета лучше воловьей упряжки, потому что ракета может переносить нас быстрее — но зачем так настаивать на скорости? Может быть, ты этого не осознавал, но все стремления человека к скорости — это попытки бежать оттуда, где он есть. Там, где он сейчас, он так испуган, так боится, что хочет бежать. Он чувствует, что ему лучше отправиться куда угодно, но только не оставаться здесь.
Во всей Европе и Америке уик-энды стали головной болью. В эти дни люди устают больше, чем в какие-либо другие. Идея в том, чтобы прыгнуть в машины и умчаться — пятьдесят миль, сто миль, двести миль — бежать на место пикника, в горы, в холмы, на пляж. Мотив для такой спешки в том, что другие тоже бегут, тоже торопятся — они могут попасть туда первыми. Если их кто-то спросит, куда они хотят, они не знают. Однако определенно одно: они хотят уехать оттуда, где они есть, — из дома, от жены, от работы. Человек не способен жить; вот почему он столько бегает. Он хочет, чтобы его транспортные средства становились все более мощными, чтобы он мог бегать все быстрее. Спросите, куда он направляется, куда он хочет попасть, и ответом будет: «Не могу сказать сейчас; у меня нет времени. Я должен попасть туда побыстрее... мы должны приземлиться на Луне; мы должны приземлиться на Марсе». Всю свою жизнь мы
