– Я действительно остановился там ненадолго.
– Довольно странное место, – выпрямившись, старик подозрительно взглянул на меня. – А откуда вы узнали мое имя?
Я сказал, что просмотрел подшивки газет Танжента за шестидесятые годы.
– Да, мы часто попадали в эти газеты, – кивнул старик. – Обыкновенная безответственность. Заставляет задуматься о патриотизме этих людей, не правда ли?
– Они, возможно, не ведали, что творят.
Старик снова посмотрел на меня в упор.
– Не обманывайте себя. Эти подонки даже подкладывали бомбу нам под дверь.
– Наверное, это было ужасно.
Он проигнорировал мою попытку проявить сочувствие.
– Видели бы вы письма, которые я получал, – люди даже освистывали меня на улицах. Думали, что делают как лучше.
– Люди придерживаются разных точек зрения.
Он сплюнул на землю.
– Но главная – одна.
Я улыбнулся.
– Хорошо, пойдемте, – сказал Хаббел. – У меня сохранились все записи, как я и сообщил по телефону. Все в идеальном порядке, не стоит даже беспокоиться на этот счет.
Мы медленно двинулись к дому. Хаббел сообщил, что переехал из города и установил этот забор в шестидесятом году.
– Они заставили меня жить как посреди минного поля. Вот что я вам скажу, никто не идет на такую работу, если не стоит твердо за красное, синее и белое. Он стал подниматься по лестнице, ставя обе ноги на ступеньку, прежде чем шагнуть на следующую.
– Раньше я даже держал у входной двери ружье. И обязательно использовал бы его для защиты своей страны. – Мы ступили на террасу и пошли к двери. – Вы говорите, у вас есть шрамы?
Я кивнул.
– Как вы их получили?
– Осколки снаряда.
– Покажите.
Я снял пиджак, расстегнул рубашку и стянул ее с плеч, чтобы показать ему грудь. Потом повернулся, чтобы он мог видеть спину.
– Очень хорошо, – сказал он. – У вас наверняка остались внутри осколки.
Злость моя сразу испарилась, когда обернувшись, я увидел, что в глазах его стоят слезы.
– Иногда я не могу пройти проверку металлоискателем, – подтвердил я.
– Заходите, – сказал Хаббел, открывая дверь. – И скажите, что я могу для вас сделать.
3
В заставленной гостиной старого фермерского дома царил длинный деревянный стол, по обе стороны которого стояли кресла с высокими спинками. Между столом и стеной стоял американский флаг. На стене в рамочке висело письмо из Белого дома. Еще в комнате стояли диван, неустойчивое кресло-качалка, журнальный столик. Телевизор находился на нижней полке шкафа, забитого книгами и кипами рукописных журналов, которые очевидно были плодом деятельности Хаббела.
– Что за книгу вы хотите написать? – Хаббел устало опустился за стол. – Вас интересуют ребята, с которыми вы служили?
– Не совсем, – сказал я и произнес речь о том, что меня интересуют судьбы представителей разных штатов, побывавших на полях сражений.
Хаббел посмотрел на меня подозрительно.
– Я надеюсь, это не будет одна из тех лживых книг, где наших ветеранов изображают как кучку преступников.
– Конечно нет.
– Потому что все это неправда. Люди все чаще рассуждают об этом посттравматическом – как бишь его там, но все это выдумала кучка журналистов. Я могу рассказать вам о мальчиках из Ташкента, которые вернулись с войны такими же чистыми, какими были до призыва.
– Меня интересует определенная группа людей, – сказал я, забыв добавить, что группа эта состоит всего из одного человека.
– Ну конечно. Позвольте рассказать вам об одном пареньке – Митче Карвере, сыне местного пожарника, который стал во Вьетнаме превосходным
