– Скажу, что ждала – начнешь думать про манипуляции. Скажу, что не ждала – слегка совру. Вот и не буду говорить этого. Но я рада.
По тому, как она запрыгнула в кабину, было ясно: она – снова Мариша, не Мари.
– Куда повезешь меня? Таки в застенки КГБ? Бронированная камера, решетки под напряжением?.. Нет?.. Как жаль, я уже размечталась.
– Повезу туда, где ты мне расскажешь свои мысли.
– О смысле жизни?
– Конечно. О любви и смерти. Об искусстве. О том, куда катится мир. Если останется время, то немножко про убийцу пси-тэ.
– Если не против, поехали к тебе. Я не хочу ночевать дома – как-то, знаешь, не спится, когда маньяки суют конвертики под дверь. А ты один, и у тебя две комнаты, так что решать вопросы этики не придется.
Я нахмурился:
– Как ты поняла, что я один?
– Шутишь? Это даже кони могут видеть.
– А что две комнаты?
– Считывала твои субтрансляции, когда рассказывал про Дима. Ты бессознательно выдал, что у тебя двухкомнатная на Соломенке, балкон во двор, а под окнами – липы.
– Чего-оо? Как?!
Она рассмеялась:
– Посмотрела твои фотки в Фейсбуке. Уже и пошутить нельзя!
Поехать домой, а не в кафе, оказалось хорошей идеей. Пока я просто рассказал все детали дела, уже перевалило за полночь.
Я начал с первого самоубийства – Катерины Петровской. Уверенный в том, что Маришу мало заинтересуют подробности моей довольно пыльной работенки, сперва рассказывал кратко, в нескольких фразах передавая лишь основные факты. Затем постепенно увлекся. Память оживляла подробности разговоров, внешности свидетелей, мест преступления. Я принялся пересказывать полгода собственной жизни в лицах и красках, как блокбастер, – не думая о Марине, больше для себя, чем для нее. В голове становилось яснее, понятнее, чище. Пережитые эмоции возвращались на минуту – и уходили в пространство вместе со словами. В некоторых местах я радостно улыбался (и замечал, что Марина улыбается вместе со мной), где-то дыхание перехватывало, и я говорил с трудом, сквозь ком в горле (Марина хмурилась и подливала мне чаю). Рассказ длился без малого три часа, и это было – как вновь научиться говорить. Пситехнику, если он не преподает, редко приходится говорить дольше пяти минут к ряду. Основная часть нашей работы – слушать и думать, а не сотрясать воздух. А за время работы с Димом я и вовсе отвык от звуков собственного голоса. И уж совсем позабыл, насколько это приятно – когда хочется говорить всю ночь напролет.
Когда я закончил рассказ, у Марины горели глаза:
– Это чертовски интересно!
Имитирует?.. А впрочем, какая разница? В некотором смысле, любая эмоция ферзя – имитация. Пситехник такого уровня всегда контролирует и регулирует свой эмоциональный фон. Марина в принципе не испытывает спонтанных эмоций – никогда. Лишь те, которые хочет испытывать в данный момент. Ну и ладно. Я притворюсь, что ты – обычная женщина. В конце концов, мы на кухне, за окном темень, на столе – стая грязных чашек, а на тебе – мои домашние шлепанцы.
– О, да! – я подмигнул ей. – Ты – внутри детективного романа. Привыкай!
Марина хихикнула и тут же приобрела серьезный вид, забавно свела морщины на переносице:
– Как я понимаю, наш главный подозреваемый – Юрий Малахов?
– Главный и, к сожалению, единственный, – хмуро признал я. – Несомненно, что он убил Дима. Не факт, что преднамеренно. И, строго говоря, у нас нет доказательств против него по двум первым смертям. Но моя косая-кривая атака на него дала все же один важный результат: Малахов показал, что владеет навыками пси-тэ. И очень даже неслабыми.
Марина слегка передернула плечами – очевидно, вспомнив сегодняшнее послание в конверте. Спросила:
– А наш план – это твои шесть зацепок?
– Они самые.
Марина попросила повторить их, и я повторил.
Один. Как Малахову удалось выбить Дима из колеи? Что за технологию он использовал?
Два. Зачем Дим звонил Алене, и почему не дозвонился? С учетом моего последнего открытия, этот пункт видоизменился так: зачем Диму нужно было имитировать звонок жене?
Три. Кто и зачем редактировал фото с детьми?
Четыре. Почему Малахов рискнул встретиться с Березиным в его доме и показаться свидетелям? Зачем он вообще позволил нам выйти на свой след?
