ми», не то «ня-ня-ня». Собаки мельче боксера служат для умиления. Хозяйке вполне может хватить бездушия, чтобы угостить любимца электрошоком: «Сам виноват – почему он меня не слушается?..» Но одеть его в уродливый ошейник – это вряд ли! Тогда вопрос: кто и зачем выпустил товар, который не купит целевая аудитория?..
Я присмотрелся к ошейнику поближе, в надежде найти марку производителя или остатки ценника – ничего подобного. Странная старая штуковина. Будь ошейник сделан после развала Союза, на нем был бы бренд. А если выпущен еще при Союзе (мало ли – выглядит довольно старым), то была бы цена, отпечатанная прямо на изделии. В советские времена зачем-то штамповали цены не на бирках, а прямо на самом товаре… Но здесь не было ни намека на то, кто выпустил ошейник и когда. И еще кое-чего не было…
– Вот и чай! – Мариша взяла поднос у горничной, водрузила на тумбу возле меня. – Что ты там рассматриваешь?
– Рассматривал раньше, теперь нюхаю, – ответил я.
– Фууу… – протянула ферзь.
– Не фу. В том-то и дело. Вот, убедись.
Мариша осторожно приблизила нос к ошейнику, втянула воздух.
– Ничем не пахнет… только кожей слегка.
– Именно. Все, что контактирует с собакой, приобретает запах псины – ядреный, почти как солдатские портянки. А этот ошейник не пахнет. Думаю, ни одна собака его не носила.
– Зачем тогда его хранить?.. В чем смы… – Марина осеклась на полуслове.
Мы вместе перевели взгляды на детское фото. Синхронно так, не сговариваясь.
– Возможно, его носил не пес.
Дорога от Винницы до Тернополя занимает два часа.
Едва мы выехали, Мариша вставила батарею в смартфон и принялась звонить в Киев своему другу из какой-то службы. Я не старался вникнуть, в каком именно органе он служит, и уж совсем не вникал, в каких он отношениях с Маришей. Не мое дело, да и вообще, с чего мне интересоваться.
– Ну, как?.. – спрашивала ферзь. – Утро уже настало?.. Как – нет? Я проснулась, умылась, поела и выпила кофе! По всем признакам, день начался… Ладно, перезвоню позже. Не настолько позже, как ты надеешься!
Я слышал ее разговор краем уха, а сам смотрел на дорогу и думал. Очень хорошо думается в пути: пространство движется мимо тебя, и мысли разгоняются, стараясь поспеть за картинами, что раскрываются перед глазами и проносятся мимо. Я думал, спаивал факты в цепочки.
Фото. Улика, сохраненная, вопреки здравому смыслу. На фото – высокая темноволосая девочка, в которую Чертков влюблен. «Женщина и есть опасность».
Ошейник. Не пахнущий собакой. Подготовка опирается на депривацию. Дети отлично учатся всему… кроме пситехнологий. Дети на фото, что осталось в единственном экземпляре. Дети в рассказах Ивана Березина. Страдания. Страдающие люди учат страдать других, ибо ничему больше научить не могут. Вина. Комплекс вины у женщины, что выпила кислоту. Комплекс вины у мужчины, что отрубил себе руки.
Пять имен в списке. Среди них – два педагога и трое неизвестных. Кто подойдет в комплект к двум педагогам?.. Психологи?.. Медики?.. Военные?
Чертков, убитый выстрелом в упор в собственной кухне. Но прежде успевший спрятать улики. Его противник, сумевший выстрелить. Дим не сумел, а этот – да. Человек знал, в кого стреляет и зачем. Не испытывал ни малейших колебаний. Не питал иллюзий: нужно стрелять, пока можешь. Пока в твоей защите не нашли трещину, пока не вогнали в нее словесно-энергетический импульс и не продырявили твою психику. Этакая мексиканская дуэль: ковбой с пистолетом против ковбоя с приемами пси-тэ. Кто быстрее?..
Я слышал, как Марина снова принималась звонить.
– Ну, как?.. Ведь ты уже соскучился по мне?.. Это взаимно – я так жажду услышать твой голос!.. Нет?.. Все еще нет?.. Жизнь – сплошная цепь фрустраций!
А через четверть часа – снова.
– Привет! Ни за что не угадаешь, почему я звоню… Ооо! Это был возглас безмерного счастья, ты же понял? Хочешь, повторю? Ооо-ооо! А теперь записываю.
И она стала шуршать авторучкой по странице блокнота. Записывала долго, то и дело переспрашивая: «Где?.. Как, ты говоришь?.. Когда?..» Поглядывала на меня, улыбаясь краем рта. А когда окончила, принялась за рассказ.
– Значит, так. Я попросила друга из… эээ… службы собрать информацию о несчастных из списка. Понятное дело, Тарасов Конотопов и Катерин Петровских в Украине не один десяток, потому я спрашивала лишь о тех, кто умер в последние два года. Итак. Иван Березин – редактор в журнале «Душа», прописан в Киеве, умер в мае, самоубийство. Катерина Петровская – школьный учитель, киевская прописка, умерла в мае, самоубийство. Следующих мы не знаем. Борис Гмыря – профессор Львовского университета, доцент, пситехник ранга слон. Преподает экспериментальную психологию… преподавал. В феврале покончил с собой. Пситехник, заметь. Не пешка! Но дальше – еще любопытнее. Тарас Конотоп – тоже пситехник ранга слон, а к тому же – майор
