тянулся к ткани, прикрывавшей предмет, – и отдергивался, словно опасаясь обжечься.
У меня же форма натянувшего ткань предмета вызвала очень нехорошие предчувствия. И они оправдались, когда Антипин решительным движением сдернул тряпку.
На небольшом подносе стояла голова Безумного Шляпника. Дяди Вани, как я звал его одно время. Украшавший ее гриб-глаз-самоцвет поник на ножке, не светился. А белое, точно мраморное лицо Шляпника, напрочь лишенное мимики, даже в лучшие для него времена выглядело не то лицом покойника, не то гипсовым слепком с него…
Полковники напоминали двух записных гурманов, заполучивших на обед редчайшее, уникальное, в единственном экземпляре существующее блюдо. Глаза у обоих азартно поблескивали, рты плотоядно приоткрылись, разве что слюна не капала на мундиры. Казалось, сейчас выхватят ножи-вилки – и набросятся, и сожрут до последней крошки.
Мерзкое зрелище…
Шляпник был врагом и пытался меня убить (по крайней мере так я считал тогда, сейчас не уверен), и я пытался убить его (всерьез, без поддавков). А еще он обладал отмороженным чувством юмора и придумал для меня отвратительное прозвище «устрица».
Но почему-то я сейчас испытывал невыносимое омерзение от торжества полковников, а дядю Ваню мне было жалко…
Я отвел взгляд и некоторое время смотрел на горку с кальварией, где умирал и все никак не мог умереть Плащ. Цветы-мутанты действительно здесь жили впроголодь, а сейчас, щедро политые кровью, быстро, буквально на глазах, пошли в рост. Бутоны-фонарики налились, готовые вот-вот лопнуть.
Решив, что фильм «Полковники и мертвая голова» закончен, я вновь повернулся к экрану. Как бы не так… Антипин, Сало и поднос с содержимым действительно исчезли из кадра. Но сам кабинет остался… И происходило в нем что-то странное, скрытое от взора знаменитым столом. На мгновение мелькнула, приподнявшись над столешницей, встрепанная голова Антипина с выпученными глазами – и тотчас исчезла. Затем, еще быстрее, высунулась и исчезла чья-то нога, отчего-то босая и голая.
И чем же там эти некрофилы занялись? Реально групповым сексом с головой мертвеца?!
Бред… При всей моей нелюбви к Антипину и Салу – бред полнейший.
Пару минут я ломал голову, не в силах поверить в напрашивающийся вариант… И был прав, не веря, – в чем убедился, когда они показались из-за стола.
Или оно показалось…
Или он…
Поди пойми, как ЭТО обозвать и не ошибиться.
Словно окончательно сбрендивший хирург-экспериментатор Франкенштейн, не выходя из длительного запоя, сотворил очередного монстра: порубил на куски полковников Антипина и Сало, смешал куски, сшил-склеил на скорую руку, а сверху примастрячил голову дяди Вани вместе с ее неизменным украшением – оно выпрямилось, торчит уверенно и гордо, багрово светится.
Мастерство не пропьешь, даже если ты Франкенштейн: монстр получился корявенький, но относительно симметричный и способный уверенно передвигаться. Он низкий, приплюснутый, похож на паука или краба: для ходьбы задействованы все восемь конечностей – и бывшие руки, и бывшие ноги.
Но Шляпник не был бы Шляпником, если бы даже сейчас не дал волю своему извращенному чувству юмора.
Его голова с отростком возвышается сверху, примерно по центру «крабьего панциря», а вместо крабьей головы у монстра… нет, вместо головогруди… нет, что-то я запутался в анатомии членистоногих… Короче говоря, спереди у монстра объемистая задница, наверняка принадлежавшая недавно полковнику Антипину. Из ануса торчит, словно протискиваясь наружу… не угадали, не то самое, для выталкивания чего наружу эволюция сотворила анусы… На волю стремится – и, очевидно, навсегда застряла на полпути – крысиная мордочка полковника Сало. Его глаза бешено вращаются, но прокомментировать пикантную ситуацию Сало никак не может, его рот остался в недрах задницы непосредственного начальника.
Нацелившись на дверь жопоголовым органом, существо с достоинством покидает кабинет, его движения с каждым шагом все увереннее.
Мне кажется, что снаружи (из приемной? из коридора?) доносятся отголоски пальбы. И я не завидую стрелявшим. Фантазия у дяди Вани неистощимая, он и для них придумает что-нибудь этакое…
Занавес.
Мбару погибла последней.
Она провела свои последние часы и умерла так же, как и жила, – весело, беззаботно и отмороженно.
То, что она должна была делать в пресловутый Великий День, Мбару не сделала. Не по своей вине – до ее мест запущенная из Надино волна попросту не докатилась…
Но она уже настроилась как следует поразвлечься.
И развлеклась.
С размахом, масштабно. Опуская промежуточные этапы, перейдем к финалу: под занавес, уже на бис, последняя ученица Плаща учинила самую
