хорошим парням, солдат. К тому же у меня нюх на крыс помойных, типа тех троих, парочку из которых ты вчера вечером отправил в ад.
Судя по любопытству, проявившемуся в его глазах, он был не прочь обсудить вчерашний поединок. Развивать эту тему мне не хотелось, поэтому я сухо бросил:
– Сами напросились. Перейдем к делу?
– К делу, так к делу, – разочарованно протянул владелец скупки, которому явно хотелось поговорить.
Разделив цепочки, он внимательно осмотрел каждую из них. После чего загрузил их, одну за другой, на чашку маленьких весов. Другую чашку начал заполнять разновесами. Некоторое время выравнивал чашки весов, подбирая гирьки. Выпрямился. Достал из-под прилавка деревянную коробку, а из нее несколько бумажек.
– Держи, – и протянул мне деньги.
Не глядя, я сунул их в карман. Уже собрался попрощаться, как мне в голову пришла одна дельная мысль.
«Грогги Мексиканец. Почему бы и нет? Человек-то неплохой. Пусть пользуется».
– Послушай…
– Бен.
– Послушай, Бен, ты про Мексиканца слышал?
Лицо Бена сразу напряглось:
– Слыхал.
– Я же сказал: не напрягайся. За его голову сколько обещали?
– Шестьсот долларов, – в его взгляде и голосе прорезалась явная заинтересованность. Хозяин лавки был, похоже, не только солдатом, но и деловым человеком.
– Здесь милях в шестидесяти есть заброшенный городок…
Бен согласно кивнул головой, подтверждая мои слова.
– Там лежат трупы Мексиканца и его бандитов. Прошло двое суток, и они, конечно, пованивают, но на цену это вряд ли повлияет. Главаря опознаешь по перевязанному боку. Рядом с ним валяется коробка с женскими побрякушками и часами.
Бывший солдат облизал разом пересохшие губы:
– Ты… А сам чего?
– В благодарность за это ты сделаешь для меня одно дело. Хорошо?
– Честью солдата клянусь! – голос его чуть дрогнул.
– Там, недалеко от колодца, могила. Ее нетрудно найти. Холмик и воткнутый в него простой деревянный крест, обложенный камнями. Хочу, чтобы ты перевез и похоронил тело на местном кладбище, как положено, с отпеванием и священником. Зовут его Барт Фергюссон. Запомни, Барт Фергюссон. Умер два дня назад.
– Сделаю!
– Пока, Бен.
– Всего тебе, друг!
Перед лавкой цирюльника стояла плотная группа из шести мужчин, которые что-то оживленно обсуждали, но стоило им увидеть меня, идущего с мальчиком, как разговор разом оборвался, и они сразу стали прощаться. Сразу стало ясно, что разговор шел о событиях вчерашнего вечера, а значит, обо мне. Тим уже знал, кто вчера дал подзаработать гробовщику и врачу, и теперь купался в лучах славы человека, который был его другом. Мальчишка был горд и даже тщеславен, пусть даже не сознавал этого. Сейчас, идя по улице, он выпрямился, расправил плечи, а тючок со своей новой одеждой уже не прижимал к груди, а нес в одной руке. Глаза его сияли. Я его понимал. После стольких лет унижений он внезапно оказался в центре внимания. Нас прямо ело глазами местное население, позволяя себе перешептываться только у нас за спиной. Это выглядело дико и одновременно смешно, причем только для меня, но не для Тима. При сравнении лица мальчика с любопытно-настороженными взглядами обывателей мои мысли заработали в том же направлении, что и те, посетившие меня прошлой ночью.
«Иду по улице городка. Самый настоящий убийца, застреливший на глазах десятка свидетелей двух человек. Теперь еще весь город об этом знает, и что же? Никто не сидит, закрывшись дома, с оружием в руках. Просто смотрят издали, с испугом и любопытством. В глазах нет ни отвращения, ни ненависти. И этот паренек. Идет рядом с убийцей и сияет. Все в порядке вещей. Мне странно, а им нет. Знали бы они, о чем я сейчас думаю… Ага, вот и вывеска, мимо которой я вчера проезжал».
Вывеска над входом парикмахерской гласила: «Бритье и ванна – 50 центов». Только я хотел переступить порог, как услышал за спиной негромкий людской гомон. Рука метнулась к револьверу одновременно с крутым разворотом тела, но, увидев причину шума, я снова расслабился. Гул толпы касался меня, но только косвенно.
Посередине улицы медленно катился катафалк, запряженный двумя лошадьми. Народ, который только что глазел на нас из окон и проемов дверей, при
