фоне пурпурно-синего неба, как некий страшный языческий идол из первобытной эры, когда Рансомер еще не был послан человечеству.
– Пошли, парень, – сказал он товарищу, намеренно поворачивая его спиной к башне. – Мы же не хотим остаться без ужина. Признаюсь честно, я проголодался.
Последнюю часть подъема к лагерю Порто все время был вынужден смотреть на эту зловещую конструкцию, поэтому теперь, вопреки своим словам, обращенным к Эндри, он хотел не столько еды и питья, сколько места, где не было бы видно башни – до той поры, пока ночь не скроет ее от их глаз. Ему казалось, что она наблюдала за ним. Порто даже находил возможным, что ее забавляло их тщедушие и уязвимость к смерти.
Когда они нашли костер и получили из кухарского горшка последние остывшие куски тушеного мяса, Эндри внезапно вскинул голову.
– Порто?
– Что, парень?
– Я не помню путь к нашему городу.
– О чем ты говоришь?
– Я не помню тех дорог, по которым мы ехали. Забыл, как мы добирались сюда. Я не смогу найти путь домой. Не оставляй меня.
Порто посмотрел на других солдат, сидевших вокруг костра, – наемников из Наббана и Пердруина и костлявого, с крепкими мышцами ветерана эркинландской армии Джошуа. Он не знал, как эти люди отнесутся к словам его товарища. Но никто даже не оторвал взгляда от своей чашки.
– Что ты так разволновался? – тихо спросил Порто. – Я не собираюсь оставлять тебя, парень. Обещаю.
– Я не помню дорогу домой. Ты же знаешь мою часть города? Ты бывал у нас в Гавани? Я знаю, что бывал.
Порто покачал головой.
– Ты спрашиваешь, бывал ли я там? – ответил он, стараясь шуткой вывести молодого человека из унылого состояния. – Я уже многие годы пытаюсь избавиться от тех ужасных воспоминаний. Наверное, все святые забыли о Гавани. Абсолютно никчемное место. Особенно в сравнении со Скалами.
– Не говори так, Порто.
Эндри смотрел на него, как побитая собака. Мерцавший свет костра и его глаза, выдававшие паническое настроение, придавали выражению юноши еще более мрачные черты.
– Я не хочу твоих шуток. Обещай мне, что, когда все закончится, ты покажешь мне дорогу домой.
– Мы поедем вместе, дружище.
Порто старался сохранять легкомысленный тон, но был почти сломлен этими темными пугающими землями и обезумевшим от страха Эндри. Иногда он думал, что, если бы ему не нужно было присматривать за парнем, перед ним открылись бы новые возможности. Он мог бы дезертировать из армии и направиться на юг, пусть даже рискуя наткнуться на волков, гигантов и других опасных существ.
– Мы все вернемся домой: и ты, и я, и эти парни. Старый герцог поведет нас обратно в наши края. А люди будут стоять вдоль дорог и выкрикивать приветствия. Они будут кричать:
Эндри долгое время смотрел на него, не произнося ни слова. На его лице застыла диковатая гримаса недоверия. Вокруг шеи был повязан красно-белый шарф «портовиков», запачканный грязью и усыпанный сосновыми иголками. Молодой солдат приподнял руку, коснулся плеча Порто, и черты его лица смягчились. Глаза замигали, удерживая подступавшие слезы.
– Конечно, – сказал он. – Все так и будет. Спасибо. Ты настоящий друг.
– Если я твой настоящий друг, то почему ты держишь мех с вином на своем колене, пока мое горло сохнет от жажды? Давай-ка его сюда.
Эндри передал мех, и Порто сделал глоток. Вино было кислым и сильно отдавало дубовой бочкой – одной из последних маленьких бочек, которые армия загрузила на северной винодельне истрианских братьев. Однако в тот момент в вине присутствовало все, что он хотел. Оно имело вкус надежды. Оно имело вкус дома.
После того как хикеда’я достигли Башни Трех Воронов, Вийеки почувствовал себя почти в полной безопасности. Он знал, что это было глупым отношением к событиям, – на самом деле, к тому времени серьезная опасность угрожала не только ему, но и всему его народу. Если не произойдет какого-то великого чуда, армия смертных проследует за ними до Наккиги, захватит их последний уцелевший город и уничтожит все его население, убивая мужчин, детей и женщин, словно мелких паразитов. Тем не менее при всем понимании возможных ужасов он чувствовал себя лучше, чем в тот момент, когда Король Бурь пал и великая башня в Эркинланде разрушилась, оставив после себя облако пыли и мерцание магических огней, – когда хикеда’я лишились надежды вновь объявить эту землю своей.
Фактически теперь Вийеки чувствовал себя почти обычно, словно последних страшных месяцев и не было. Каменные стены Башни Трех Воронов выглядели такими же надежными и прочными, как сама гора Ур-Наккига. Руины Замка Спутанных Корней всегда создавали впечатление разрушенного места, пригодного только для отчаянного и неизбежно проигрышного сопротивления. Сопротивление в этой башне тоже было обречено на поражение, но, в отличие от Замка Спутанных Корней, здесь хотя бы имелась крыша. Прикрывая его от темноты, она напоминала о доме в горе. Хикеда’я давно уже отвыкли чувствовать себя в безопасности под открытым небом.
