двери, впустив в этот мир тебя.
– Ты не откроешь их вновь! – взвизгнул король и метнулся ко мне. Но с ног его сбила первая волна, вырвавшаяся из ключа. Она, как и в прошлый раз, лишила мир цвета. Источником этой волны была я, поэтому она не причинила мне вреда – лишь слегка всколыхнула коротко остриженные волосы.
Я уже с ног до головы полыхала белым пламенем. Взглянув на свой кулак, в котором держала ключ, я с трудом смогла различить пальцы, настолько сильно сияние скрадывало контуры.
С противными щелчками вокруг нас начали возникать двери.
– Я не позволю!.. – закричал король, но тут вторая волна высвободилась и лишила мир звуков. Он лишь нелепо разевал рот.
Никто из подданных монарха не спешил к нему на помощь. Насколько я успевала замечать, монстры пытались спастись. Они убегали, как я когда-то, через вербовую рощу. И какая бы жалость к этим безликим солдатам ни жила в моей душе, я знала, что для большинства из них все уже кончено.
Третья волна ударила ураганом, оставив меня и короля в оке спокойствия шторма. Снаружи тьма начала истреблять проклятый народ: они разлетались в пыль, как песчаные скульптуры, сносимые ветром. Мы же стояли на твердой земле, защищенные от ярости, которую ненадолго выпускал в этот мир ключ. Судя по рассказу Атоса, око шторма начнет сжиматься. Поэтому оставаться здесь было самоубийством, на которое я осознанно шла. Но меня ждала еще одна задача.
Очередная дверь распахнулась прямо за королем. Она была воздвигнута из огромных валунов и покрыта склизким мхом. Из-за створок пахнуло могильным холодом и пылью. Король все еще не мог прийти в себя, и это был мой лучший шанс.
Я разбежалась, обхватила Алайлу за плечи и втолкнула ее в дверной проем. Мы упали в небытие. Дверь с жадным чавканьем захлопнулась.
Стоило нам пересечь неведомый порог, как тело Алайлы в моих руках обмякло, а то, что являлось в нем незваным гостем, выскользнуло и поспешило прочь. Я видела размытый силуэт, который скользил от угла к углу небольшой детской комнаты. Я отпустила труп женщины, и он с сухим звуком упал на ясеневый пол, который был мне хорошо знаком, как и вся обстановка. Алайла, только что выглядевшая вполне живым чудовищем, сейчас стала походить на ребенка. Черты ее лица разгладились, и эта вселяющая ужас женщина сейчас напоминала мирно спящую девочку.
Существо, вырвавшееся из тела Алайлы, со вздохами металось по комнате. Оно искало дверь, но та, через которую мы сюда попали, исчезла, а той, что я помнила из детства, – высокой с железными потемневшими от времени скобами, – так и не появилось. На ее месте виднелся хорошо знакомый мне гобелен. Я могла часами разглядывать его, угадывая в абстрактных узорах принцев и принцесс, драконов, безжалостных злодеев и их приключения.
Правда, этот гобелен никогда не висел в моей детской. На самом деле полотно принадлежало родителям и украшало стену слева от их кровати. Здесь оно было призвано заполнить пустоту на месте исчезнувшей двери.
Король перестал скакать и захныкал, будто капризный ребенок. Я пригляделась: не было больше монстра, не было золотого вихря, был лишь маленький медвежонок, у которого забавно торчали нижние клыки. Он царапал лапами стены в поисках выхода, и на какой-то короткий миг мне даже стало его жаль. Мертвая девочка Алайла, медвежонок-король и я, все еще полыхавшая, как факел, и с ключом в руке, – нам троим теперь предстояло коротать вечность вместе.
У меня возникло странное предположение. Я спешно начала осматривать руки и ноги. Очертания были едва различимы, но все же, кажется, сама я не уменьшилась и не превратилась в ребенка.
– Интересно, почему?
– Потому что это не твоя тюрьма, Лис. А раз ты здесь не заключенная, то и носить арестантскую одежду тебе не пристало.
Передо мной возник старик. На лице его некоторое время сменялись, словно маски, облики совершенно незнакомых мне людей. Но затем оно застыло, обретя вполне узнаваемые черты. Этого усатого легионера я когда-то встретила на поле Песчаных мышей, а затем – в Сиазовой лощине.
– Ты не можешь быть Карамином, – с сомнением произнесла я, указывая на зажатую в ладонях старца колбу с песочными часами и массивную связку ключей на поясе. – Ты должен быть Кац-Хуцаа, богом времени. А Карамин – это бог дорог.
– Дорога – и есть время, Лис. Уж ты-то должна это понимать лучше прочих. Сколько километров ты прошла? Много, не правда ли? И каждый из них – это время взросления твоей души. Люди, сидящие дома, очень редко растут внутренне, в отличие от путников. Путешествие и время суть одно и то же.
Медвежонок перестал ныть и подошел к Карамину. Я знала его именно под таким именем и решила на нем остановиться. Бывший король, вселявший ужас в подданных и врагов, ткнулся мокрым носом в ладонь старика, и тот ласково потрепал его по макушке.
– И что, он так и проведет здесь вечность в этом обличье? – спросила я.
– Может быть. А может, наконец взрастит свою душу без путешествия – в четырех стенах это невероятно сложно, но возможно. И тогда ему откроется новая дверь. Кто знает, возможно, даже эта глупая девочка очнется от своего вечного сна и решит пойти дальше. А пока, Лис, отдай мне ключ. Он достаточно дел натворил в людских руках.
Я протянула Карамину артефакт, который больше не казался мне пугающим. Его секрет был разгадан. Сияние, однако, не оставило меня, его перебивали лишь пятна свежей крови на ладони.
Старик забрал ключ и разглядывал его, будто диковинную зверушку. На миг его лица вновь сменились, и где-то за всеми этими масками я увидела