Выкидываете офигенного специалиста, ради чего? Ради такого маразма, что неудобно даже говорить! Виктор Викторович, вы прекрасно знаете, что не правы, поэтому сами объясните это своим товарищам, если у них сомнения, а я сразу к результирующей: в истории поставить жирную точку. Ларису Васильевну поощрить. Софью Семеновну беречь и растить в ней руководителя. У меня все. Я даже не стану вам ничем угрожать, просто скажу, что, если эта история выйдет за пределы больницы, вы сами себя так опозорите, как никто другой не опозорит. Такими идиотами себя выставите, что это неминуемо привлечет внимание общественности, мне даже ни одной секундочки интриговать не придется.
…Соня вышла вместе с Ларисой Васильевной. Старушка хотела подождать Ивлиева с Колдуновым, а Соня поспешила домой. Ей было бы сейчас крайне неловко общаться со Стрельниковым. Завтра будет завтра, и можно сделать вид, будто ничего не произошло, будто она не стала свидетельницей его позора.
Вкус победы должен быть сладким и пьянящим, но Соня чувствовала только облегчение, что они с Ларисой Васильевной избежали административных мер, и главное, что Колдунов оказался нормальным человеком, а не скотиной, как притворялся вначале. Мог бы и сразу высказаться, не принуждая ее к публичным выступлениям, и тогда Стрельников избежал бы публичного унижения. Он, конечно, сам виноват, но от этого не легче. С ним придется как-то выстраивать отношения заново, как-то возвращать чувство собственного достоинства, потому что без этого нормальная работа невозможна. Теперь уж точно нельзя заставить его писать дневники, и Ивана Александровича тоже придется приструнить.
Вернувшись в ординаторскую, Соня переоделась и собиралась уже выйти, как услышала за дверью знакомые шаги. Зазвенели ключи, раздался стук соседней двери – это Стрельников вернулся к себе в кабинет. Соня стала ждать, пока он уйдет – сталкиваться совсем не хотелось.
Облокотившись на подоконник, Соня смотрела вниз, на кусты шиповника, спрятавшись за которыми курили узист и травматолог, и думала, что перезревшие, уже схватившиеся морозом плоды похожи на капли крови. Как красиво осень сочетает краски до самого конца, пока не приходит зима и не укрывает все снегом…
Виктор Викторович прошел к своей машине, сел и уехал. Что ж, путь свободен, можно тоже идти домой и надеяться, что до понедельника все забудется.
Тут к кустам подошли Ивлиев, Колдунов и Лариса Васильевна, достали сигареты и закурили. Можно спуститься к ним, обсудить произошедшее, наверное, старшие товарищи даже похвалят ее за мужество и стойкость духа.
Только странное дело, ей больше не нужно ничье одобрение. Единственный человек, с кем Соне сейчас действительно хотелось поговорить, был Герман, но они расстались.
Соня подумала, что пора уже начать забывать Германа, а не обращаться к нему своими мыслями при каждом удобном случае. Плохо, что он обещал ждать ее до Нового года и теперь приходится изо всех сил держаться, чтобы не позвонить ему. Да, до Нового года будет грустно, но, возможно, когда дверь в прошлое захлопнется, станет легче и свободнее дышать.
Суббота и воскресенье пропали совершенно, потому что Соня могла думать только о Стрельникове, о том, как тяжело ему будет выйти на работу после того, как опозорился, как трудно станет смотреть в глаза коллегам. Как сгладить его унижение, как создать хоть какой-нибудь психологический комфорт? Вести себя как раньше? Или мягче? Хотя куда уж мягче, с другой стороны… Как реагировать, если Иван Александрович снова полезет со своими шуточками? А вдруг Ивлиев придет глумиться над обмишулившимся коллегой?
Соня воображала самые разные варианты поведения коллег и на каждый придумывала себе что-то вроде инструкции, но реальность, как это обычно и происходит, не совпала ни с одним из них.
Виктор Викторович явился на работу совершенно таким же, как в любой другой понедельник – свежим, отдохнувшим и в благодушном настроении. Соня скорее была готова поверить, что пятничное собрание ей приснилось, чем в то, что можно переносить позор с подобной непринужденностью.
Она волновалась, как Стрельников встретится с Ларисой Васильевной, и видела всего два пути: или откровенный разговор с глазу на глаз, с глубокими извинениями, или, если духу на подобную беседу не хватает, всеми силами избегать встречи. Но Виктор Викторович выбрал третье: столкнувшись со старушкой в ординаторской, он приветствовал ее в своем фирменном радушном стиле. В первую секунду Лариса Васильевна растерялась, не ожидая такой наглости, но быстро взяла себя в руки и сказала: «Иди в жопу, чмо на палочке».
Стрельников засмеялся, мол, какая зрелая речь для человека с высшим образованием, но ординаторскую все же покинул.
Главврач с начмедом не приняли официальных мер к обнаглевшей заведующей хирургическим отделением, но чувствовалось, что злобу затаили. Начмед избегал общения, хотя раньше часто интересовался, как в хирургии дела, не нужна ли помощь. Ну а главный, человек искренний и прямой, просто испепелял ее взглядом на каждой планерке и кривил губы особым образом, изображая нечто среднее между презрительной ухмылкой и волчьим оскалом.
Виктор Викторович быстро понял, что в коллективе его не собираются добивать, а наоборот, дали шанс на исправление, но вместо исправления почему-то распустился окончательно.
Не прошло и недели, как он завел речь, что «сдает старушка все-таки» и что Соня сама будет виновата, что не прислушалась к его сигналам. Для него, известного профессора Виктора Викторовича Стрельникова, на первом месте всегда интересы пациентов, и думает он о том, как бы защитить больных от старой маразматички, а не о том, что некому дежурить. Когда он был молодой, то за счастье считал каждое лишнее дежурство, готов был круглые сутки
