— Я в курсе, что у вас принято выдавать ваших дочерей и сестер замуж по договоренности и за… состоятельных людей, — медленно произнес Берт, глядя Богдану прямо в глаза. — Думаю, ты в курсе, что моя семья довольно обеспеченная. И я — единственный наследник. Который еще и неплохо разбирается в семейном бизнесе. Но! Я всегда хотел работать в полиции. И этот факт сильно огорчал всю семью.
— Думаю, не так трудно вернуться обратно.
— Тебе было бы легко расстаться с любимой работой? Ради которой ты пошел на очень многое?
Хан и Богдан переглянулись. Невольно Берт задел больную тему. Их двойная жизнь накладывала свой отпечаток, но они не представляли себя без Ордена.
— Ну а что изменилось сейчас? — поинтересовался Хан.
— Ирен сказала, что если ее мужем станет не полицейский, пусть и хороший, а наследник многомиллионного состояния, то такой брак ваша семья одобрит.
— А вот тебе явно плевать насчет того, одобрим мы брак или нет, — не унимался Богдан, желая докопаться до истинных мотивов.
— Для Ирен это важно, — Берт пожал плечами. — Она вас любит. Я могу лишь поддержать.
Наступила тишина. Скорее задумчивая, нежели злобная. Богдан отметил, как льнет к супругу Ирен, постоянно норовит его коснуться. Да и тот машинально, явно сам того не замечая, гладит ее пальцы. Отбросив личные эмоции, внимательно изучал этих двоих.
Вначале он думал, что сестра назло им всем выскочила замуж за первого встречного, пусть и богатого, сосунка, но увиденное заставило пересмотреть первое мнение. Рядом с мужем Ирен светилась и выглядела счастливой. Действительно счастливой, такой, какой он не видел ее уже давно. Да и сам Берт оказался не так прост. Чувствовался в нем внутренний стержень и характер.
— Рассказывай, — приказал Богдан внезапно, — все рассказывай. Начиная с момента, когда вы познакомились.
Рассказ затянулся примерно на час. Берт не старался его приукрасить. Просто спокойно объяснял, отчего тогда заговорил с Ирен, почему предложил ей выйти замуж. Все это время Богдан изучал его, оценивал.
— Значит, чтишь закон? — проговорил, когда Берт закончил рассказ. Вокруг разговаривали люди, звенела посуда, шел разгар ужина.
— Чту.
— А наши законы считаешь фигней? — провоцировал Богдан, желая задеть и вывести из себя. Хотелось знать, что скрывается за спокойным поведением полицейского. Его откровенность, без желания понравиться или произвести выгодное впечатление, невольно вызывала уважение.
— У каждой семьи есть свои традиции и ритуалы. Но они все равно не могут быть выше мировых законов.
— То есть, если я сейчас попытаюсь увести Ирен, ты поступишь по закону? Или набьешь мне морду? Чисто по-человечески.
— А ты понимаешь только язык силы? Или все же можешь рассуждать цивилизованно?
Хан кашлянул, намекая Богдану, чтобы он не перегибал и перестал провоцировать. Нервы у офицера Рейна были железные, но эта обманчивая мягкость в словах говорила о том, что перед ними тоже хищник, который пока только предупреждает, но готов защищать свою территорию. Вот только Богдан считал сестру своей и готов был принять вызов. Атмосфера за столом накалилась.
Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы не телефонный звонок.
— Уважаю я технические блага, — не выдержал Хан, наблюдая, как Богдан отвечает на звонок, — вмешиваются в самое подходящее время.
— Отец подъезжает к отелю, — известил всех Ковальский, с удовольствием наблюдая, как каменеют лица присутствующих.
— И вот теперь хана может наступить всем, — вырвалось у Зегерса.
— Ты можешь перестать ерничать?
Тот развел руками:
— Прости, это сильнее меня. Тем более все уже произошло. Нам остается расслабиться и получать удовольствие. Ирен, не падай в обморок.
— И не думаю.
Вопреки словам, она и правда выглядела зеленоватой от волнения, но вроде держалась. Богдан видел, как сестра намертво вцепилась пальцами в руку Берта. Бросив на парочку последний взгляд, он пошел встречать отца.
Ковальский-старший появился с большим количеством охраны и Марком Ондельсоном, одним из уважаемых нотариусов Ордена. В груди Богдана екнуло. Он не задумываясь отдал бы миллион долларов, чтобы узнать, что замыслил отец.
Судьба женщин, нарушивших принятые меры поведения, была печальна. Многих ссылали в монастырь. Раньше Богдан как-то не задумывался, что это варварство, хотя в их среде такое наказание считалось мягким — некоторые ослушницы заканчивали жизнь под действием препаратов в психиатрических клиниках или с ними происходили несчастные случаи, вплоть до самоубийства.
Богдан любил сестру несмотря ни на что, а с такими перспективами даже этот Берт казался лучшим вариантом. Впрочем, он вроде мужик ничего. Но если все утрясется, он непременно проведет с ним спарринг — желание надавать по шее и подправить полицейскому лицо никуда не делось.
— Как долетели? — спросил Богдан после короткого приветствия. Отец держался, но выглядел неважно и постарел на несколько лет. И сыну не понравился мрачный огонь, тлеющий в глазах Вацлава.
