– Нет, – подтвердил он. – Просто иди сейчас к Деннису. Правда. Я позабочусь обо всем.
Однажды вечером в 1981 году, когда Джона шел по улице в Кембридже, штат Массачусетс, к нему обратились представители Церкви объединения. Они не провозглашали, что «Бог есть любовь» или что-то подобное. Это все равно не убедило бы такого закоренелого агностика, как Джона Бэй. Он собирался уйти из лаборатории доктора Пазолини, где работал за минимальную зарплату. Джона только что закончил МТИ и планировал жить в одном из общежитий до осени; он пока не знал, на какую работу он согласится и в какой город занесет его жизнь. В отличие от всех, кого он знал в колледже, Джона был не особенно честолюбив. Когда кто-нибудь интересовался его притязаниями, он отвечал, что нестяжательские ценности матери – фолк-певицы, – должно быть, оказали на него воздействие, ведь он понятия не имел, чего хочет от жизни. Однако, откровенно говоря, он просто не желал разбираться с этим.
На пологой улице был припаркован старый микроавтобус «Фольксваген» фиолетового цвета; двери были открыты, на подножке сидели мужчина и женщина на вид чуть старше Джоны; оба были одеты в заурядную потрепанную одежду, какую носят хиппи, между ними сидел золотистый ретривер. Джона приветливо улыбнулся, и мужчина сказал:
– Отличная рубашка.
На Джоне была винтажная боулинг-рубашка с надписью «
– Улыбка тоже отличная, Декс.
Джона снова им улыбнулся, однако не потрудился уточнить, что зовут его по-другому.
– Спасибо, – сказал он.
– Не знаешь, где можно достать воды для Капитана Кранча?
– Может, молока? – уточнил Джона.
Они рассмеялись так, будто бы Джона сострил.
– Капитан Кранч – это наша собака, – пояснила женщина. – Мы ехали очень долго, и ему ужасно хочется пить.
– Меня зовут Ханна, – прибавила она. – А это Джоэл.
Джоне показалось разумным привести их в свое общежитие, где они наполнили собачью миску натуральной водой из-под крана. Общежитие было пустым, поэтому по коридорам гулко разносилось цоканье собачьих когтей по полу. В воздухе витало уныние, а на дверях некоторых комнат висели маркерные доски, на которых остались когда-то важные послания. «Эйми, сегодня в двенадцать будем смотреть «Гонки “Пушечное ядро”!!!» или «Прости, Дэйв, но все твои дрозофилы сдохли, и это я убил их!!! Ха-ха-ха, твой чертов коллега по лаборатории». На третьем этаже гуляло эхо, и было жарко, но мужчина с женщиной одобрительно оглядывались, словно бы никогда прежде не были в студенческом общежитии, хотя, возможно, так оно и было. Капитан Кранч чуть ли не залпом выхлебал всю воду, принесенную Джоэлом, и взглянул на него с мольбой о добавке.
– Полегче, Кранч, – сказал Джоэл, гладя длинную черную собаку по боку. – Иначе распухнешь.
– С чего бы это?
Ханна с Джоэлом объяснили, что иногда у этой породы может развиться смертельное заболевание.
– Я подумываю стать ветеринаром, – сказала Ханна. – Это лишь малая толика того, чему мы учимся на ферме.
– На ферме, – повторил Джона.
– Да. Мы с друзьями живем на «Голубятне», ферме в Вермонте. У нас там много животных. В общем, обстановка довольно приятная, – она осмотрелась. – У тебя здесь, судя по всему, тоже приятная обстановка.
– Не совсем, – сказал Джона. Он открыл дверь комнаты, чтобы показать гостям минимализм своего летнего жилища: узкая железная кровать, письменный стол с лампой «
– Векторы! – прочитал Джоэл и взял книгу. – Я понятия не имею, что это такое, и бьюсь об заклад, что не понял бы.
Джона пожал плечами:
– Если бы вам объяснили, вы, скорее всего, поняли бы.
Парочка села на кровать; пружины прогнулись. Капитан Кранч запрыгнул и устроился между ними, а Джона занял стул у письменного стола. С тех пор, как он въехал сюда на лето, гостей эта комната не видела. Даже в последние четыре года в колледже он не был чересчур общительным; все равно его лучшими друзьями оставались Жюль, Итан и Эш, но все они постепенно перебрались в Нью-Йорк. Какое-то время Джона играл на гитаре, пел и писал песни для институтской группы под названием
– Почему? – спросил бас-гитарист. – Ты же здорово играешь.
Джона просто пожал плечами. Со времен его знакомства с Барри Клеймсом он брезговал музыкой. Не до такой степени, чтобы совсем забросить игру, однако всякий раз, беря в руки гитару, он вспоминал тот период своего детства и того жуткого человека, воровавшего написанную Джоной музыку.
Оказалось, в конце учебного года