Рори, а потом снова подняла трубку и поднесла к уху, чтобы убедиться, что его голоса там больше нет.
Прошло время. Обе семейные пары продолжали жить своей жизнью – иногда вместе, иногда раздельно, но все же по-разному. Одна путешествовала по миру. Другая распаковывала коробки, вешала на новые стены старые постеры и набивала новые ящики старым столовым серебром. Они привыкли к тому, что у них есть лифт. Новая квартира позволила им вздохнуть с облегчением, хотя их преследовало чувство, что некие обстоятельства всегда будут довлеть над ними. Однажды пол на их новой кухне прогрызла мышь. Жюль сразу сказала Деннису, что это сделала мышь из старой квартиры. Она прибежала за ними, как потерявшаяся собачка, которая долго ищет своего потерянного хозяина, и каким-то чудом все-таки находит. Эш долгое время скорбела о матери, все время звонила Жюль, чтобы поговорить, и все время спрашивала, не слишком ли она ее замучила.
– Как ты можешь меня замучить? – неизменно отвечала ей Жюль. У Итана было не самое легкое время, так как провал «Альфы», спин-оффа «Фигляндии», оказался таким оглушительным, публичным и дорогостоящим, что поставил под угрозу всю франшизу. The Hollywood Reporter даже опубликовал статью под названием «Фигмену конец?». Он придумал и написал сценарий для высокобюджетного мультфильма под названием «Дамбись оно!». Главными героями мультика должны были стать бобры, а сюжет должен был рассказать о проблеме детского труда. Идея была чудовищной, и Жюль сказала ему об этом сразу же, как только он ею поделился.
– Ты уверен, что хочешь этого? – спросила она. – Итан, у него даже название некрасивое, да и нравоучений слишком много.
– Другим эта идея очень понравилась! – упирался он. – И Эш в том числе!
Так было всегда. Люди часто соглашались с Итаном, а Эш – тем более. Она всегда поддерживала все его начинания. В этом была вся она.
«Мультяшный «Иштар» – вот как описали этот мультик в The Hollywood Reporter. Каждый провал был своего рода «Иштаром». Через несколько лет после этого Итан сказал, что Ирак – это «Иштар» войны. Никто из сотрудников студии не винил его в провале в открытую, но это, конечно же, была его вина. Как он объяснил своим друзьям за ужином однажды вечером, его инициативу по борьбе с детским трудом восприняли, как
– Мне стоило прислушаться к тебе, Жюль, – мрачно сказал он, глядя на нее через стол. – Всегда стоило.
После провальной премьеры Итан взял отпуск и закрылся от всех в доме на Чарлз-стрит. Однако именно этот период затворничества позволил ему понять, что чем дальше задвигаешь работу, тем плотнее сталкиваешься с изнанкой своей личной жизни – в его случае ею стал отстающий в развитии сын, Мо. Его маленький, беспокойный и вечно плачущий, прямо как младенец, Мо. В течение недели с ним пыталась совладать целая армия учителей и терапевтов. Через их дом беспрестанно лился поток милых девушек – они все были одинаково прелестны, их всех, как любил шутить Итан, одинаково звали Эрин. Они все были невероятно заботливыми. Итан боялся, что его сердце не выдержит – хотя, конечно же, оно бы выдержало, ведь когда дело касалось сына, сердце Итана тут же превращалось в камень.
Ларкин было очень просто любить. Она была развитой и творческой девочкой. Уже говорила о том, что, когда вырастет и сможет работать, будет ассистенткой в папиной студии – «Мультсарайчике».
– Я могу придумывать мультики. И рисовать тоже! – говорила она. – Прямо как ты, папочка!
А вот это уже и правда разбивало Итану сердце, ведь те старые-добрые дни карандашей и чернил остались далеко позади. Теперь все иначе. Изначально миром мультипликации правили художники. Теперь всем заправляли сценаристы.
Итан до сих пор записывал голоса двух персонажей из «Фигляндии», следил за производственным процессом, присутствовал на сценарных чтениях и в звукозаписывающей студии, носился по «Мультсарайчику» и проверял работу даже в конце дня, когда все сотрудники думали только об одном:
Может, полнометражный фильм Итана и провалился, а спин-офф для телевидения вообще оказался полной фигней, но само шоу все еще было на коне. И ничто не могло выбить его из седла. Оно намеревалось жить вечно.
Эш продолжала ставить свои серьезные, иногда довольно феминистические, но не очень яркие пьесы. Она получала положительные отзывы от критиков, которых покоряла ее скромность, особенно в сравнении с ее знаменитым мужем.
Она часто выступала на семинарах «Женщины и театр», хотя и была возмущена, что подобные семинары все еще нужны.
– Мне не по себе, что нас все еще считают меньшинством. Почему мы постоянно должны оглядываться на мужскую точку зрения и считать ее авторитетной? – жаловалась она Жюль. Ее возмущало, что даже теперь, в такое просвещенное время, мужчины правили бал во всех сферах жизни, даже мелкие театральные рыбешки за пределами Бродвея.
Жюль была достаточно известным психотерапевтом, но, как и многие ее коллеги, внезапно столкнулась с осознанием, что ее профессия оказалась на задворках. Теперь люди предпочитали глотать антидепрессанты, вместо того чтобы посещать психотерапевта. Страховые компании покрывали все меньшее и меньшее количество сеансов. Хоть ей и удавалось экономить, многие клиенты заканчивали терапию раньше, чем должны были. А те, кто оставался надолго, почти не менялись. И все же они старались и были очень ей благодарны за терпение, чувство юмора и хорошую компанию. А она, в свою очередь, упиралась и изо всех сил старалась поддерживать пламя своей работы, чтобы оно и дальше могло согревать и кормить ее семью.
Рори подросла и внезапно объявила, что хочет быть мальчиком. Она была очень спортивной и не могла усидеть на месте. По выходным она играла в футбольной команде, а по будням Деннис возил ее в парк, и там они подолгу пинали мяч. Деннис все еще только говорил о том, что хочет вернуться к
