— Ага-а, — сказала я, икая. — Потому что сил уже нет.
— Ну нет — и не надо. Пошли, пошли, — приговаривала подруга, отрывая меня от калитки и таща за руку в сад. Я покорно волоклась за ней, не понимая, на каком я свете.
Следующие несколько часов я запомнила плохо. Кажется, Натка подлила мне в чай бабушкиного валокордина, потому что я уснула и проснулась уже когда стемнело. Голова была тяжелая, в груди тоже было тяжело. С трудом я подавила в себе желание пойти на терраску, где мы с королем обычно сидели в это время, и, злобно сжав зубы, принялась ходить по комнате из угла в угол. Натка молча наблюдала за мной, но не трогала, зная по опыту, что мне нужна разрядка. Бабушка, не обладающая подругиной тактичностью, да, к тому же, сама расстроенная, только выйдя из своей комнатки, тут же поинтересовалась:
— Ты чего бегаешь-то, Сонечка?
— А она просто так, — объяснила Натка.
— А Лид-то где?
— Эм-м-м… Скажем так, уехал.
— Вы что, поссорились? — всплеснула руками бабушка. — Ну как же так, что случилось?
— Бабушка!.. — застонала я, хватаясь за голову.
— Нина Алексеевна, ей не до того, — перевела Натка.
— Ну так ты мне расскажи, — потребовала бабушка.
— Они… Как бы это сказать… Уж очень разные были. Прямо-таки из разных социальных слоев. Вот.
— Какие еще слои? Какая разница, слои или не слои, такой хороший парень… — запричитала бабушка.
— Это вы, Нина Алексеевна, просто его плохо знаете, — стойко отвечала Натка.
— Это вы, девчонки, людей плохо знаете! — подбоченившись, расстроено закричала бабушка. — А я сразу вижу, кто хороший, а кто чепуха безголовая! Вот этот ее однокурсник по институту, Сашка, что ли, в городе его видела — вот он чепуха!
— Не могу с вами не согласиться, — фыркнула Натка.
— А Лид не чепуха!
— Ну, может, не чепуха. Но он такой сложный, что нормально общаться с ним невозможно.
— Сложный… Все вам простых подавай. Где теперь хорошего такого парня найдешь? Так тебя любил, все за тобой ходил, а ты…
— Если он так меня любил!!! — заорала я, не выдержав. — То чего это я должна его искать?! Пусть сам приходит и ходит за мной дальше, а я тут ни при чем!!!
С этими словами я вынеслась в сени и с грохотом захлопнула дверь…
На другой день ничего кардинально не изменилось, разве только бабушка перестала ко мне приставать, видимо, поддавшись на уговоры Натки. Но мерзкая тяжесть в груди и желание расшибить что-нибудь об кого-нибудь все еще нарастали во мне. От безысходности я прошлась по саду, пиная ни в чем не повинные кусты смородины, но это мне особенно не помогло. Натка следила за мной из-под яблони, делая вид, что читает, и ждала, пока я выдохнусь.
Выдохлась я часам к девяти вечера. Притащившись к подруге под яблоню, я плюхнулась на траву, скорчилась, обняв колени, и жалобно проскулила:
— Нат, ведь должно же стать легче?
— Ясно, должно, всю жизнь убиваться, что ли.
— А почему не легче?
— Ты чего, шутишь? Один день всего прошел! Помнишь, сколько ты ревела, когда тебя Вовка бросил?
— Какой Вовка?
— Ну и ну. Который в школе еще, в одиннадцатом.
— А-а-а, — с трудом вспомнила я. — Так он же вообще идиот какой-то был.
— Вот именно. Если ты по идиоту неделю ревела, что уж про короля говорить.
— Он тоже на идиота тянет.
— Да нет, наше величество было умное, — неожиданно запротестовала подруга. — По-своему, конечно. Ум у него практический такой. Типа как так схитрить или пригрозить, чтобы чего тебе надо от всех добиться. Так он же, считай, политик, да еще и наследственный. У них там, небось, гены уже в виде скипетра и державы, а ты хочешь от него чего-то.
— Не «чего-то», а чтоб не врал и не притворялся.
— Так он и не врал. А если бы не притворялся, ты бы его уже недели две назад отсюда выставила, а то он этого не понимал.
— А чего ему надо-то было, Нат?
