было быть, ведь они многого не знали.
Он достал из кармана припрятанный ранее листок с небольшим текстом. Его сделали в лаборатории особо прочных материалов, способных не разрушаться долгие века. Так ему захотелось, и несколько месяцев он сочинял этот прощальный текст, адресованный неизвестно кому. Это было последнее, что он мог оставить после себя в этом доме, на этой планете. Коллеги отнеслись к его причуде спокойно и никаких вопросов не задавали. Один из приятных бонусов в его длительной и нужной обществу профессиональной деятельности – это разрешение на маленькие личные и экстравагантные причуды. Впрочем, не слишком частые, как можно было бы подумать, представляя себе почтенный клан ученых. Свернув листок в рулон наподобие египетских папирусов, которые он видел в хранилищах древностей, он вложил его в цилиндрический контейнер и тщательно завинтил герметичную крышку. На всякий случай на крышке была помещена простая схема, понятная даже детям, играющая роль инструкции, как открыть крышку. С цилиндром в руке он спустился вниз. Он уже присмотрел, где его поместить среди вещей, которым суждено остаться здесь как память о прекрасном, но все же утраченном прошлом…
Первые месяцы на красной планете были невыносимо тяжелыми. Ко многому пришлось привыкать, но были и вполне обычные земные совпадения. Например, иногда небо казалось почти земным, как во время песчаных бурь, приходящих из Сахары. А закаты на Марсе оказались вовсе не красно-рыжими, как предполагалось изначально от того, что рыжая пыль на фоне красного неба должна была придать им именно красный цвет. Но марсианские закаты неожиданно порадовали голубым оттенком благодаря тому, что местная атмосфера не рассеивает солнечный свет до красной части спектра.
Лагерь, в котором работал Навин, постоянно испытывал какие-то непредвиденные трудности. Потом все начали понемногу привыкать и адаптироваться, налаживался быт, и люди постепенно стали выходить за пределы своего благоустроенного периметра. Поселение разрасталось и занимало новые территории. Люди осваивались и уходили все дальше и дальше, строя фермы, дома, дороги и поселки. Планета была неплохо изучена до прибытия первой волны, опасных форм жизни на ней не водилось, гигантских песчаных бурь, которыми пугали писатели-фантасты, – тоже не было, так как не было атмосферы земного типа. Ветер планеты, названной в честь неистового бога войны, о котором когда-то сложили легенды, вполне можно было назвать ласковым. Разреженная марсианская атмосфера физически не позволяет возникновение подобных супербурь, она способна поднять лишь тонкую сухую пыль, передвигая песок от ветра всего на несколько дюймов в течение марсианского месяца. Зато оправдались предсказания о запасах воды и полезных ископаемых, что и дало серьезные надежды на дальнейшее терраформирование.
Исследования подтвердили, что в незапамятные времена на Марсе была жизнь, шумели леса, текли реки и океаны омывали берега обширных материков. Потом разразилась катастрофа, разрушившая экологию и потрясшая всю планету. С ее лица исчезли реки, и замерзшие океаны скрыли под собой пески самых ужасных для планеты столетий, убивших все живое, что осталось на ее поверхности, на продолжительное время. Сквозь остатки атмосферы прорывались метеориты, извергались пробудившиеся супервулканы, оставившие в память о себе грандиозные кратеры. Не исключено, что планета пережила атомную зиму, прежде чем стала заброшенной пустыней. Только песок, обитатель всех марсианских закоулков, сменивший прежних смертных хозяев, старательно полировал, царапал и до неузнаваемости преображал все поверхности, до которых мог дотянуться.
Этот песок проникал во все щели и наиболее подверженных стрессам поселенцев выводил из себя своим нескончаемым упорством. Прибыв на Марс в числе первых, Нури тоже не испытала особого восторга. Возможно, потому, что ей пришлось долго сидеть во временном модуле, уткнувшись в наномикроскоп, или заниматься сортировкой разнообразных образцов, добытых автоматическими устройствами, а не гулять как настоящие покорители космоса по легендарным красным пескам. В ее представлении это должно было происходить именно так, хотя она была хорошо осведомлена о действительности. Время от времени Навин навещал ее и приносил всякие занимательные мелочи, которые ему удавалось подобрать в пустыне. Она очень радовалась особо редким и необъяснимым пока находкам, а ее коллекция разноцветных камней и окаменелостей, в которых могла быть скрыта подлинная история Марса, постепенно росла. Навину повезло больше, и временные ограничения его никак не беспокоили. Он был из разряда людей, редко отрывающих взгляд от своей любимой работы. И не важно где, на родной или чужой планете. Казалось странным, что, совсем не разделяя восторженного оптимизма Нури о том, что «Мы это смогли» и «Марс – наш», Навин был именно тем, кто и мог, и превращал его в наш. А неосторожно, слишком часто и пафосно сказанная в его присутствии фраза «мы этого достойны» была способна вывести из себя на долгие часы. Он просто захлопывал дверь и уходил с головой в работу, единственное достойное, что он видел в данной ситуации, чтобы зря не спорить и не приводить в качестве доказательств неоспоримые жесткие факты. Навин не был асоциальным, не стремился сделать головокружительную карьеру или показаться слишком умным. Он даже не был склонен к ссорам. По какой-то неизвестной иронии судьбы родители назвали его «новый человек», так звучало в переводе его имя. И именно перемены и всякие новинки он особенно не любил и никогда им не доверял, как остальные. Но в свободные минуты, когда не занятые дежурством поселенцы собирались вместе, он, как все, мечтал, какими красивыми и продуманными до мелочей будут города на этой планете, как благодарные за приют люди будут заботиться о ней и сохранять ее природные богатства. И самое главное, будут стараться не забыть допущенные ошибки, чтоб не позволить им разрушить жизнь на новом месте…
Первые саженцы дали урожай в парниках, когда Навин получил срочный вызов. Он выехал на рудник, расположенный в нескольких километрах. Его машина понеслась в сторону дальних холмов и через пару часов уже была в нужной точке. Разобравшись с причиной вызова, он отправился обратно, но решил срезать путь и свернул с накатанной транспортом колеи. Это не поощрялось, однако Навин поступал так регулярно, и все уже смирились с его привычками, потому что Навин был достаточно осведомлен о местности и эти мелкие отступления от правил никому не приносили вреда или беспокойства. Людям было просто необходимо чувствовать хоть некоторую свободу после всего, что пришлось ранее пережить, и многие это верно
