– Так-так-так… Ага… Соседи пишут, что Агафье везде мерещатся демоны… чуть не подожгла прохожего старика… неадекватность появилась после убийства бабушки Тарасии.
Двое верных друзей встретились в холле у окна. Перекурили в открытую фортку, обменявшись добытой информацией.
– Читай, Андрюх! – предложил очкарик.
Доктор развернул записку от Агафьи. Оторванная половинка тетрадного листа была исписана чётким мелким почерком.
– Ты пробудил Демона. Он спал последние пятнадцать лет. Демон голоден, он питается душами людей, которых соблазнила блудница в образе книги. Демон убил мою бабушку Тарасию, чувствую, и меня скоро… Если хочешь сохранить тело и душу, ты должен вернуть блудницу Сатане.
Бутербродов смолк, дабы перевести дыхание. Когда в драной бумажке заключены твои жизнь и смерть, такую бумажку ты воспринимаешь Богом, а Господь суеты не терпит.
– Дед Барина пропал без вести ровно пятнадцать лет назад, – нарушил молчание очкарик.
Главное не последовать за ним, ведь выход из неизвестного места втройне неизвестен. Доктор перевернул записочку другой стороной и продолжил:
– Тебе нужно вызвать Демона туда, где он первый раз тебе явился. Якобы хочешь что-то пожелать. Демон коварен и хитёр, но глуп и ни о чём не догадается. Он придёт в образе старца, надо сдёрнуть с его головы капюшон…
Дальнейшее чтение прервал Халюкин, толкнув друга в бок. К парочке подошла Юлька, укутанная в модный плащ. На прекрасной голове ее красовалась забавная шапочка.
– Вы проводите меня до дома, Андрей Васильевич? – беспардонно спросила девица.
– С великим удовольствием, но…
Бутербродов замялся. Половое влечение настоятельно рекомендовало проводить экс-зануду, но инстинкт самосохранения категорически сопротивлялся.
– Прокурор, повлияйте, пожалуйста, на Вашего невоспитанного друга, – попросила прежняя Юлька.
Угум-с. Слухи об экс-занудстве оказались сильно преувеличенными…
– Он поддаётся только вашему влиянию, Юлия Васильевна, – ответил Халюкин, широко ухмыляясь.
– Я попросил присесть, а не привстать, – проворчал доктор в сторону очкарика.
После того, как друзья проводили Юльку, они перешли на другую сторону коттеджа и взошли на крыльцо Бутербродова. Хозяин отворил незапертую дверь веранды и молвил с независимым видом:
– Иди, Антоха. Книга лежит в гостиной на ковре. И поверь, я не трушу, а просто…
– Да не парься, всё пучком, – усмехнулся Халюкин и шагнул в сени.
В течение пяти минут врач искурил пять сигарет. Товарищ не появлялся.
– Очкарик, ау! – позвал Бутербродов, осторожненько вступил в дом и заглянул в гостиную.
Прокурор сидел в кресле спиной к доктору и явно пристально что-то разглядывал.
– Антоха, брось суку на пол! – заорал Андрей Васильевич, из всех сил тряся друга за плечи: второй любовник – это уже групповуха, что усложняет покаяние как этически, так и технически.
– Ай, мля!
Очкарик подпрыгнул в кресле. В руках его отсвечивал револьвер двадцать второго калибра, привезенный доктором из Африки. Такие пушки Антон Петрович видел только на киноэкране, и мимо пройти закономерно не смог. Благо, револьвер валялся на столе…
– Где шлюха?! – истошно крикнул врач.
– Полегче, парень, чуть яйца себе не отстрелил от твоей паники… Если бы имелись в виду твои яйца, то паники наверняка бы не было, несмотря на естественность её мотива. Твоя шлюха упакована!
Прокурор похлопал по карману куртки.
В судебном морге было вязко, прохладно и пахло ландышами.
– Ну, вот она.
Судебный медик выкатил тело Агафьи из холодильника, поднял покрывало с лица.
Халюкин деловито достал из кармана маленькие ножницы, передал другу. Тот аккуратно срезал прядь волос с головы покойной.
– Господи, помоги! – молвил твёрдо.
– Аминь! – подтвердил прокурор.
Смерть омоложает, а жизнь старит. Зачастую настолько, что приводит к геронтологическому слабоумию в тридцать лет… судя по прокурору с его штатским дружком.
