прощения просила.
Игор опустился на одно колено, поцеловал край хозяйского плаща.
– Не чернский ты больше, Игор. Ты свой долг отдал, – проговорил тот, поднимая друга с колен. – Не настало ли время Закраю вспомнить, кто их царь по праву?
Игор оставил свой синий плащ рядом с черным Агнешкиным, набросил на лишенные гербов плечи простой коричневый, вновь превратившись в горбуна. За хозяйкой потрусил и широколобый гончак Проходимка, то и дело принимавшийся скакать, радуясь тому, как прыгает и качается новый хозяйкин подарок – медальон, прицепленный лекаркою Прошке на новый кожаный ошейник.
Едва они скрылись в лесу, от камня, запыхавшись, прибежал старый Болюсь. Старик держался за бок, силясь отдышаться, привалился к сосне.
– Ушли?
– Тебя и Конрада будут ждать за городом. Там и проститесь. Нельзя Агате Бялу показывать, – бесцветным голосом ответил манус.
– А ты? – Старик вытер рукавом вспотевший лоб. Посмотрел на молодого мага с болезненной жалостью.
– А я уже прощенный, – ответил тот и пошагал прочь, к поляне, к остывающему камню, к обиженной княгине, клохчущей кормилице и блаженно улыбавшемуся городскому колдуну. Нужно было придумать, под каким предлогом услать бедолагу в Бялое. Он достаточно болтлив, чтобы весть об истинном обряде на Землицын день пустилась в долгий путь из уст в уста. А в Дальнюю…
Глава 101
…До Гати Агата добралась на третий день.
Тадеуша Проклятого без посвящения Землице и молитвы сожгли на низком костре на границе Черны с Дальней Гатью, но развеять пепел по ветру Агата не позволила. Сказала, отвезет прах Войцеху Дальнегатчинскому – пусть сам решит, что делать.
Постарел гатчинский медведь. Широкие плечи его поникли, серебра в бороде и волосах стало не в пример больше, чем при последней их встрече. Вышел встретить возок соседкин сам. Поклонился совсем не по-господски, а когда ступила Агата на землю – и вовсе повалился в ноги.
– Прости меня, матушка, – прогудел глухо, обняв ее красные сапожки.
Княгиня отступила, высвободив ноги. Стоявший в отдалении наследник Лешек нахмурился, но не торопился выказать гнев, ждал, что сделает гордячка, чернская регентша.
– Глянь на меня, Войцех, – тихо попросила Агата.
Старик поднял голову. Агата опустилась на колени, не жалея вышитого подола, обняла дальнегатчинца, поцеловала в лоб.
– Оба мы виноваты с тобой. Оба наказаны. Да только у тебя сын, у меня внук. И если будет в сердце истинная вера, со всем справимся. Отступит радуга, уделы поднимем. В Мировитовой земле трава у священного камня выросла – знать, и там народился князь. Объявится, как подрастет, да спросит, хорошо ли соседи, как того обычай требует, землю его блюли, пока он в силу входил.
– Твой внук теперь старший из всех князей, Агата. Два удела под ним – Черна и Бялое място. Ему за уделом Мировитовым смотреть полагается.
– Он и приглядит, как говорить научится и в силу войдет. А пока посмотри ты за ним, Войцех, поклянись в том мне и Мирославу Чернцу. И Лешек пусть клянется. Ему за тобой принимать Дальнюю Гать.
Войцех поднялся с земли, подал Агате руку.
– Идем, матушка, все обговорим. В храме помин по Якубу Бяломястовскому сегодня готовится. Не откажи, пойдем с нами в храм. Землице со мной рядом колени преклони.
– Там, в возке… кувшин. С прахом… князя Бялого мяста, – сказала Агата тихо.
– Отвези домой. Там ему место. Развей над рекой, – буркнул Войцех. С трудом давались ему слова.
Лешек добела закусил губу, но отцу перечить не стал.
– Хотела развеять. Да не над Бялой, а над Черной, чтоб исчез без следа, как кровопийца Владислав. Да только Землица всякого велит прощать. Я простила. И тебя прошу – прости. Уж им не важны наши прощения. А нам с этим на сердце жить еще. Прости и отведи меня на могилу Тадеуша. Похороним прах к праху. Ты плакал над моим сыночком, так я над твоим поплачу.
Глава 102
Но не осталось ни слезы, ни крика. Ни глаз, ни горла. Ни рук, ни силы в руках. Только тьма. Единая тьма, черная, злая, жадная. Терзала тысячью когтей и пастей, выла, хохотала, корчилась. И летела в этой тьме среди тысяч цветных огней неприкаянная душа мануса Илария.
– Кто ты?..
