больно ему, так тягостно, отчего такая мука и страдание. Вспомнило, потянуло струны утробные вниз, силясь вытолкнуть наружу того, кого уж приговорила судьба.
Агнешка сосредоточилась на том, чтобы дышать. Только и твердила себе, криком прогоняя страшную муку: «Раз-два-вдох, три-четыре-выдох».
Князь то мялся в ногах у роженицы, то тянулся рукой к ее голове, но не касался, не знал, как быть. А ну как завертит Бяла его силу даже через Эльжбетино тело, и всем тогда конец придет.
Не стало сил дышать. Сковало все тело мучительной судорогой. Агнешка, забыв об осторожности, вцепилась в руку князя, закричала.
Едва успел он вырваться из страшной ее хватки и принять младенца. Агнешка без сил уронила голову на подушки, закрыла глаза, позволив навалиться вновь безоглядной мертвой тьме, теперь без единого огонька. Она опустилась на бархатное дно тьмы, сжалась в комок тянущей боли, обняла руками колени и замерла, слушая, как все тише бьется сердце, уж и не понять, ее или Эльжбеты. Так хорошо ей стало, так покойно, что не хотелось двигаться. Таял в памяти земной мир с его тревогами и страхами, а может, сама Агнешка таяла, уходила, словно вода в песок, в глухую мягкую тьму.
Но тут укололо, ужалило, опалило лоб алым огоньком. Агнешка сонно отмахнулась от него, но назойливый злой светляк не желал отступить, вновь сунулся в лицо, ожег губы алым пламенем.
Девушка присела, огляделась, ища паскудника, чтоб прихлопнуть, но алый огонек вновь обхитрил ее и ужалил в щеку.
Агнешка поднялась, разозленная гадким светлячком, сделала шаг – достать его. Но огненный надоеда отпрянул, поманил за собой. И вдруг вытянул к ней длинный красный луч и, уцепив за протянутую вперед руку, поволок куда-то вперед-вперед, пока темнота не распахнулась, как полог шатра, вытолкнув ее на ослепительный свет.
– Ханна, – тихо позвал кто-то. Она в изнеможении скрючилась на полу, с трудом открыла глаза.
Князь сидел рядом, тяжело привалившись к стене. Прямо на полу, на кое-как расстеленной новине лежал, тихо пища, младший князев сын. Бледный до синевы, сморщенный, но живой. Сам князь выглядел не в пример хуже – щеки его запали, под глазами залегли темные тени, губы побелели. Всюду вокруг них, на стенах, на постели, где лежала мертвая Эльжбета, на лавках и сундуках – всюду виднелся игольчатый слой инея. Вода в лоханях покрылась льдом, и младенец лежал неомытый, со следами материнской крови.
– Зачем коснулся, князь? – хрипло выдавила из себя Агнешка.
– Зато дозвался тебя, Ханна. Неуж думала, я тебя оставлю. – Он потянулся к ее волосам, погладил тихо, осторожно.
В дверь постучали опасливо.
– Батюшка князь, – раздалось из-за толстой створки. – Кончилась ли княгинюшка-то?
Голос был старческий, угодливый, но говорил старик с достоинством. Не станет такой без позволения входить, да и другим не велит.
– Поди прочь, Гжесь, не простился я еще с женой по обычаю Чернских князей, – прорычал Влад, растратив, казалось, все силы на этот глухой рык.
С трудом поднялся на ноги, пошатываясь, подошел к двери. Изо рта его вырвалось облачко пара, и только теперь Агнешка поняла, что в комнате прохладно, но она отчего-то не чувствует холода.
Владислав положил ей под бок младенца, и Агнешка тотчас инстинктивно прижала ребенка к себе, согревая.
– Услышишь – колотят, не пугайся. Сила Чернских князей великая. Спокон веков лежит мертвец княжеского рода у нас три дня, пока сила его в землю не уйдет. Хоть и была Элька простой золотницей, а прикажу, чтоб дверь заколотили. Ты будешь в безопасности, и…
Князь задумался, словно не знал, как назвать сына, не готов был к тому, что двое их будет.
– Пусть тоже Мирек будет, – прошептала Агнешка.
– Зовут тебя от рождения как, Ханна? – спросил Владислав, и не смогла она солгать, сил не хватило.
– Агнешка.
– Гнешка, значит. Вот и пусть будет Мирек Гнешкин. Мирогнев. С его судьбой сильное имя надобно. Потерпите, как стемнеет и успокоятся все, я вас…
Глава 63
…выведу, только плакать перестань.
Да не слушал Дорофейка, всхлипывал, хватал руками воздух да звал: «Дяденька Багумил, дяденька…»
Славко поволок за руку мальчонку прочь из сада, да только куда ни тыкались они, как слепые котята, всюду была лишь глухая стена. Одна дорога на волю – через терем княжеский.
Хорошо, увязался с ними Проходимец, вывел.
Крутился пес под ногами, скулил, пока уговаривал Славко мальчика оставить мертвого сказителя в саду и уходить. Не сумел толком Дорофейка рассказать, что случилось, но хватило одного взгляда на старого Багумила Славке, чтоб понять – золотничьим заклятьем приложила старого болтуна то ли старая княгиня, то ли молодая, да только разницы нет – уходить нужно мальчишке. А ну как и про него найдутся у госпожи Бялого искры в перстеньке? Да только не понимал Дорофейка, что жизнь его, верно, на волоске подвешена, припал к земле, все силился старика поднять, все уговаривал.
Один пес и помог его увести. Совался мальчонке под руку, пока не ухватился Дорофейка за веревочный ошейник, а то уж думал Славко, что нести
