Если она у них, и с ней все хорошо, пусть будет, как будет. Лишь бы на улицу не выкинули… Я звонила туда, но Тамарин сын сказал, что Людмила не желает со мной разговаривать.
Кира обещала. Голос в трубке был молодой и не враждебный. Кира назвала себя, ни словом не обмолвившись о том, что знает о случившемся. Олег (сын Тамары) сказал, что Людмила у них, и сейчас он передаст ей трубку.
– Кирочка, у меня все в порядке, я у друзей в Ильинке. Не звонила тебе, ты же знаешь, у меня украли записную книжку со всеми телефонами… Да, я еще побуду здесь немного, а потом поеду домой и сразу тебе позвоню. Продиктуй мне свой номер.
Кира машинально назвала ей номера своих телефонов, записки с которыми висели у Людмилы по всей квартире. Хорошо, что она под присмотром. Пусть бы они забрали ее квартиру, приютив в своей весьма просторной даче, все лучше, чем в сумасшедший дом. Не успела она додумать эту мысль, как загудел мобильник. Незнакомый женский голос сбивчиво зашептал:
– Я жена Олега. Хорошо, что вы позвонили, она у нас уже вторую неделю… Я говорила мужу, надо сообщить родственникам… У нее «не все дома»… Надо что-то делать!
– Она не хочет общаться со своими двоюродными братьями, к тому же они сами старые и больные. Зачем им еще такая обуза. А больше у нее никого нет. Я, сами знаете, ей никто.
– Мы завтра отвозим ее домой, вдруг нас обвинят в том, что мы ее специально забрали к себе? Мало ли что ей взбредет в голову! Кажется, с этой Лилей она тоже что-то придумала. Эту женщину здесь все давно знают. Во всяком случае, будем как-то с вами на связи. До свидания.
Кира задумалась. За что наказывает судьба так жестоко бедную женщину, пусть даже «попрыгунью-стрекозу»? За что лишила материнства, а к старости – светлой головы при полном одиночестве? Может, за то, что увела мужа у жены и лишила отца двухнедельного младенца? Так не они первые и не они последние. За то, что наслаждалась праздником жизни, полагая, что так будет всегда? Конечно, она же по знаку зодиака «Телец».
Как-то Людмила обмолвилась в разговоре с Кирой по поводу ее отца: «Он подарил тебе жизнь. Разве этого мало?». Да, конечно, спасибо ему за это. И за оставленную в «наследство» Роскошную Кошу как проверку… на что?
Сначала «сломалась» Тамара: после убытия Людмилы восвояси у нее случился обширный инсульт. Потом Лиля слегла с давлением. А что же Людмила? Она у себя дома, веселая и довольная собой… Правда, опять кто-то влетел в квартиру, схватил ключи с деньгами и убежал, топая по лестнице. А, плевать, решила она. Не плакать же из-за этого? А к врачу она не пойдет ни за что! И таблетки есть не будет!
Кира понимает, что нельзя приближаться к краю этой бездны, хотя бы из чувства самосохранения, – затянет. И все же безучастно смотреть на это растворение личности невыносимо тяжело.
«Прости меня, отец, за то, что не смогла помочь твоей любимой – Роскошной Коше удержаться на плаву. Эта ниточка полтора десятка лет незримо связывала тебя со мной, твоей первой, совсем чужой тебе дочери».
Кира с грустью смотрела на могильный камень на кладбище в Ильинке, на котором было выбито: «Деницкие». А потом шли столбиком имена и даты: дед Борис Юрьевич (1965 г.), бабушка Татьяна Даниловна (1983 г.), отец Юрий Борисович (1998 г.). Сегодня писателю, чье имя чтит местная школа № 25, где он учился и где теперь хранятся (хранятся ли?) его боевые награды, исполнилось бы 90 лет. Одна из его книг – «Опаленная юность», которую он посвятил своим одноклассникам, ушедшим на фронт, продолжает жить в названии улицы поселка, бывшей Кооперативной. Там в 1967 году был установлен памятник этим ребятам.
Елена Ивановна
Удивительно, с какой быстротой замелькали страницы жизни! Не успеваешь и глазом моргнуть, не то что спокойно обозреть происходящее «с высоты птичьего полета» и отделить «зерна от плевел». Как все это потом воспримут наши повзрослевшие внуки и что им наврут разные политиканы с невежественными «историками» об этих днях, одному Богу известно. Изумляет то, с какой легкостью сегодня обрушиваются на головы обывателей всевозможные «откровения» о событиях 20–30-летней давности, не говоря уже о более ранних временах.
«Да не так все было!» – возмущаются те, для кого эти события – не предмет холодно-равнодушного препарирования, а сама жизнь, которая испытывала их на прочность. «Времена не выбирают. В них живут и умирают».
Сегодня их именуют «русским миром». Людей, которые с распадом СССР оказались изгоями в национальных республиках. За что? За то, что строили, учили, лечили, поднимали целинные и залежные земли, превращали пустыни в плодородные оазисы и несли великую культуру в эти полуфеодальные края? Одни ехали сюда по комсомольским путевкам на Всесоюзные стройки, других направляли по распределению после окончания учебы, третьи были здесь вечными командировочными – иногда годами, пока возводился объект, с краткосрочными отлучками домой. А сколько еще оставалось эвакуированных во время войны, да и сосланных? И люди оседали там, заводили семьи, пуская корни на новой родине. Как ни странно, государство пеклось о национальных окраинах гораздо больше, чем об исконно русских землях. И оборудование, и газ, и продовольствие, и прочие товары – все сначала туда, а что останется, можно и в Вологду, так и быть. Россия подождет. Даже реки хотели повернуть вспять – из Сибири в Среднюю Азию. Вот и получили…
Шел 1991 год. По Москве ползли тревожные слухи о том, что где-то там, на окраинах огромной империи, происходит что-то ужасное. В город хлынули беженцы. Оказавшиеся на голодном пайке москвичи, потеряв всякую надежду на продовольственную поддержку власти и вспомнив о своих глубоких крестьянских корнях, ринулись приобретать садово-огородные участки. Моей семье тоже достался участок в Подмосковье, где мы с энтузиазмом принялись
