Я пожала плечами, потом призналась:
– Никогда не думала, что драконы бывают разные… и чем-то отличаются друг от друга.
Дракон отреагировал полуулыбкой, затем произнес:
– Боевые драконы отличаются от прочих. Мы – живорожденные. Мы рождаемся в человеческой форме, и это требует особых усилий от матерей, на которые далеко не каждая драконица согласна. Фактически это привело изначально к резкому сокращению численности боевых драконов, а после – к закону, обязавшему всех аристократок после рождения дракона-наследника производить одного боевого дракона в принудительном порядке.
Я так и замерла, не донеся очередной наколотый на вилку кусок оладушка до рта.
Владыка же продолжил иронично-издевательским тоном:
– Посмотрите на меня внимательнее – у меня шире плечи и массивнее телосложение даже в человеческой ипостаси, не говоря об истинной. Стремительнее оборот. Резче движения. Сопоставьте с известным вам уже Хатором, супругом халоне Камали, и сделайте очевидные выводы.
Опустив взгляд, тихо ответила:
– Я сделала. Они мне не понравились.
– Это уже интересно, – разделяя слоги, медленно произнес он. – И чем же они вам не понравились?
Не знаю, стоило ли мне вообще об этом говорить, но я почему-то сказала:
– Ваша мать не любила вас?
Владыка промолчал. Я упорно смотрела в свою тарелку и не поднимала глаз.
– Любопытный вывод, – после долгого молчания произнес дракон. – А ваша? Вы были любимой дочерью?
Я попыталась было ответить и… не смогла. Отложила наполовину съеденный оладушек, взяла новую чашку с чаем, сделала глоток и ответила:
– Не знаю. Она умерла, производя меня на свет.
А затем торопливо добавила:
– Но бабушка меня очень любила!
Владыка никак не отреагировал на мои слова. Набравшись смелости, осторожно взглянула на него, натолкнулась на пристальный взгляд серебристо- зеленых глаз с вертикальным драконьим зрачком, вздрогнула и добавила:
– Про отца не спрашивайте, я не помню его. Бабушка рассказывала, что он сгинул в лесу зимой…
– Мне жаль, – глухо произнес Владыка.
– Мне вас тоже, – призналась я.
Усмехнувшись, дракон ответил:
– По причине чего? Мои родители живы.
Это было… неожиданно.
Настолько неожиданно, что я едва не пролила чай, причем на себя.
– Осторожнее, – посоветовал Владыка.
Он сел удобнее, согнув ногу в колене и опираясь на нее, затем объяснил:
– Бремя Черного дракона – тяжелая ноша. После случившегося с Владыкой отец не пожелал взваливать его на себя, он остался ухаживать за матерью вдали от столицы.
– А что случилось с вашей матерью? – прошептала я, ожидая худшего.
Дракон улыбнулся, отрицательно качнул головой, но все же ответил:
– Она тяжело восприняла… случившееся.
Я поняла, что ему неприятен разговор, решила сменить тему и спросила:
– Так, значит, иногда вы ночуете здесь в драконьем облике, если не можете сменить форму?
– Нет, – по губам Владыки скользнула тень усталой улыбки. – Ночевал ранее, когда был подростком. Проблемы со сменой облика у боевых драконов проходят к определенному этапу взросления, но… – и вот теперь он улыбнулся, – остается привычка.
У Владыки была удивительная улыбка, очень мягкая, теплая, мгновенно меняющая его суровое лицо, притягательная и искренняя. Насмешливыми и ироничными были полуулыбки, а вот улыбка – она вызывала желание улыбнуться в ответ, я сама не заметила, как действительно улыбнулась. В камине потрескивало драконье пламя, мои ладони согревал теплый ароматный чай из листьев земляники, за окном сверкал солнечный день, в душе разливалось что-то радостное и радужное…
И вдруг раздался дикий, совершенно жуткий, страшный, стонущий возглас, оборвавшийся хриплым криком!
Я вздрогнула, расплескав чай, и в ужасе посмотрела на Владыку, чье лицо окаменело, а в глазах отразилась неимоверная злость.
Злость?
От чего? От того, что какой-то из пленников, не выдержав мучений и боли, сорвался на крик? Это повод для злости?!
