Подавленным вернулся Андрей Яковлевич домой. Люба не стала его расспрашивать. Есть он отказался, сел в угол дивана и смотрел невидящими глазами в телевизор. Сережа подошел с книжкой.
— Папа.
Андрей Яковлевич закрыл глаза.
Сережа взобрался на диван и устроился рядом. Андрей Яковлевич слышал, как он перелистывает страницы. Сережа вдруг рассмеялся. Толкнул ему под руку книгу.
— Папа, смотри.
Андрей Яковлевич открыл глаза, отшвырнул книгу на пол и заорал на сына высоким визгливым голосом:
— Вон отсюда! Марш! — и забил кулаком по деревянному подлокотнику.
Ребенок сполз с дивана, бросился бежать, поскользнулся, упал, зарыдал, Люба его подхватила и убежала с ним на руках. Андрей Яковлевич опомнился, замолк. Посидел, вскочил, побежал из комнаты.
Дверь в кухню была заперта, доносился Сережин плач. Андрей Яковлевич хотел постучать, но не решился и опустился перед дверью на колени.
К ночи они помирились. Андрей Яковлевич просил прощения у сына и у жены, они просили прощения у него, обнимались, Люба накапала валерьянки себе и Андрею Яковлевичу, Сережа тоже просил валерьянки, но ему вместо валерьянки дали сгущенки. Умыли и уложили спать.
Андрей Яковлевич смотрел на спящего ребенка и думал, что жизнь тяжелая штука. Рука, которой бил он о деревянный подлокотник, болела.
В 1983 году актер Иван Николаевич Воробьев встретил своего сына. Мальчик поджидал его у служебного входа. Бледный долговязый подросток.
Иван Николаевич знал, что он будет ждать, и не спешил, тянул время. Долго сидел в гримерке, курил, кипятил воду в чайнике, пил сладкий черный чай, смотрел на часы и надеялся, что мальчику надоест ждать и он уйдет. Письмо от его матери Ольги пришло неделю назад. В конверте АВИА.
«Здравствуй, Ваня, долго не решалась тебе писать, но вот надумала. Ты, наверно, и не помнишь обо мне, но я напомню, как я к тебе пришла в номер в Ярославле и осталась, хотя ты и говорил, что лучше бы мне уйти. Гастроли закончились, вы уехали, я много плакала по тебе, узнала, что беременна, испугалась, хотела прервать, но мать отговорила, сказала, что поможет, все-таки мне было под тридцать. Мальчик появился на свет 17 апреля 1970 года, я назвала его Сергеем, мы живем дружно. Сергей спрашивал об отце, я ему врала, что был очень хороший человек, из Ленинграда, я там с ним познакомилась на курсах повышения квалификации, хотели жениться, но он умер, а родных нет, так как был сирота.
На тебя, Ваня, наш сын похож глазами. В Москве он остановится у тетки, от тебя мне ничего не надо, но мне кажется сейчас ошибкой, что ты не знаешь о сыне, во всех интервью говоришь, что детей нет по болезни жены, а у тебя есть ребенок, это надо знать, а там как хочешь. Он будет тебя ждать у служебного входа двадцать седьмого с девяти вечера до десяти, я его попрошу передать тебе баночку грибов от Ляли. Ляля — моя подруга, а ты вроде как ее дальний родственник, так мы придумали с Лялей. Но если тебе это все не нужно, ты иди в другую дверь, он подождет до десяти и уйдет».
И вот Иван Николаевич сидел в гримерке, смотрел на часы, глотал черный чай. «Возможно, это и не мой сын, — так он думал. Не мог так не думать. — А если и мой? Не я его растил, не я воспитывал. Чужой какой-то мальчишка, в любом случае. Зачем мне эта неловкость? И я ему зачем? Прописка московская нужна?»
Нет, нет и нет, — так заключил Иван Николаевич.
И десять уже показали часы, и одиннадцать показали. Тогда только решил он покинуть гримерку. Прошел долгим подвальным коридором, там горели дежурные лампы в металлических сетках. Поднялся по узкой каменной лестнице в безлюдное фойе. С улицы в большое окно светил фонарь, из полумрака смотрели лица актеров с фотографических карточек на стене, и собственное лицо Ивана Николаевича смотрело, молодое, таинственное.
Он прошел к центральной двери, постучал охраннику в каморку.
Выбрался на волю и закурил. Ему нужно было на ту сторону, к метро, но он прошел мимо афиш и завернул за угол, к служебному входу. И увидел долговязую фигуру. Приблизился и спросил:
— Сережа? — И почти тут же пожалел.
Отбросил зачем-то сигарету. Взял у мальчика банку с грибами (в газетном свертке в авоське), сказал:
— Спасибо, не думал, что дождешься.
— Я решил, вас задержали.
— Угадал.
Он смотрел на Сергея, а Сергей смотрел на него.
Иван Николаевич подумал, что парень, наверно, знает правду (если это правда) или догадывается, иначе бы не ждал так долго, иначе бы не смотрел так внимательно. Иван Николаевич спросил, далеко ли ему ехать.
— Вишняки.
— Голодный?
Ему вдруг захотелось, чрезвычайно, страстно, мальчишке понравиться.
