можно было представить в главной роли голливудской комедии, или мрачного триллера, или сопливой драмы про безответную любовь.
Пашу запросто можно было представить гонщиком «Формулы-1», форвардом знаменитого футбольного клуба или молодым миллиардером, который в столь юные годы всего достиг сам.
Его можно было представить на шесте женского стрип-клуба «Помадка», и его запросто можно было представить на боксерском ринге.
Его можно было представить в любой роли, если дело касалось успешности, молодости и кра соты.
Но Паша не был ни моделью, ни футболистом, ни миллиардером, ни актером.
Он стал кем стал, и ничего тут не попишешь.
А стал он обычным строителем-разнорабочим.
Ежедневно вкалывал на стройке вместе с потными небритыми мужиками.
Мужиками, которые пили пиво утром, пили водку в обед и вываливались после работы, как грязные животные после изматывающей схватки с подобными им животными.
Но и обычные деревенские работяги любили Пашу.
Паша никогда не грубил.
Паша всегда готов был прийти на помощь.
С Пашей можно было посоветоваться и обсудить в кабаке все, что угодно: женщин, дороги и бога.
Вот в чем Пашин секрет: он никогда не грустил, даже если задумывался о смерти и сумасшествии.
Согласитесь, мало кто из людей способен на это, ведь обычно люди, которые не грустят, – не задумываются о смерти и сумасшествии.
Правда, несколько дней в месяц Паша переставал быть Пашей.
Он исполнял роль Любовника.
Так его прозвали бородатые люди в длинных светлых плащах.
Бородатые люди приглашали Пашу за город, в село Музычи.
С наступлением темноты приветливый дачный особняк превращался в мрачный замок, благословенный нечистыми силами.
Дом находился на опушке соснового леса.
Бородатые мужчины в длинных светлых плащах и Любовник собирались возле камина, они обсуждали очень странные дела.
На их хмурых, истерзанных недосыпанием лицах плясали тени от языков пламени.
Жильцы общежития, даже самые отпетые негодяи, полюбили Пашу.
Они сочувственно качали головами, когда он говорил: Я поменял множество квартир. Сто или пятьдесят. Кто же его припомнит, ни на одном месте не задерживался. И дело тут не в месте… дело тут во мне. Люблю постоянно передвигаться, будто меня кто-то преследует. Вот и здесь поживу месяц… поеду дальше. Да, приятель.
Жильцы общежития думали: Еще одна светлая птичка угодила в силки.
Жильцы общежития думали: Мы попали в капкан, и из капкана этого нам уже никогда не выбраться.
Как-то раз Старуха вышла во двор с черным зонтом и увидела Пашу.
Паша намылил свой автомобиль и смывал пену слабой струей из шланга.
Голый мускулистый торс его вспотел, а загорелая кожа пахла южными странами, портовым вином и кокосами.
Старуха принюхалась и не могла оторваться от запаха этого.
Она стояла как вкопанная, глядела на уверенные движения его крепких рук, на стройные ноги и прекрасное лицо.
Старуха медленно подошла к Паше, она безмолвно наблюдала, как Паша убирался в салоне автомобиля.
Посвистывая, он напевал мелодию.
У него был чудесный голос.
Старуха пыталась вспомнить эту мелодию, но она никогда ее не слышала, ведь это была мелодия, специально придуманная для Старухи.
Паша тер машину воском и делал вид, что не замечает Старуху.
Наконец, Паша повернулся, вытер ладонью пот со лба и с улыбкой взглянул на Старуху.
Перед ним стояла высокая женщина со старомодным зонтиком, в допотопной, будто позаимствованной из музея, одежде, крючковатый же нос ее походил на ядовитый стручковый перец.
Глаза Старухи скрывала вуаль, а из-под шляпки выбивались белые, как лунь, волосы.
У существа было морщинистое крысиное лицо с коричневыми пятнами кожного рака на щеках. От существа исходили такие сильные флюиды зла, как ни от одного из демонов.
Паша добродушно сказал: Доброго дня, бабушка! Ну и жара сегодня, да?
Жильцы общежития высунулись из окон, они пристально наблюдали за происходящим, потому что еще никто из них не слышал, чтобы Старуха с кем-
