С мальчишками он был очень рассудительным, а если рассудительность не помогала – то в ход шли кулаки. Что поделать, мир жестокий и хищный.
Постоянно оглядывайся назад, дружище.
И Алексей, оглядываясь назад по ночам, видел пятнадцатилетнего никогда не существовавшего себя.
Он ползком пробирался по самым тревожным, унизительным закоулкам своего прошлого и все из менял.
Иногда Алексей пытался устроиться на работу.
Он выискивал объявления в Интернете и га зетах.
Должность заведующего складом строительных материалов, должность менеджера в конторе, торгующей воздухом, должность грузчика и должность разнорабочего.
От объявлений веяло смертной тоской и адом телефонных трелей.
Отец стал седой тенью.
Мать стала седой тенью.
Алексей с ужасом осознал, что он не испытал ужаса, когда понял, что никогда не знал этих людей.
Что его родители – попросту чужие люди.
Ведь они никогда не говорили о главном.
Все их диалоги сводились к еде, одежде и деньгам.
Они никогда не смотрели друг другу в глаза, а если и смотрели, то моментально опускали взгляды и рассеянно шарили по полу, по сковороде и пятну на какой-то там проклятой тряпке.
Алексей подумал: А я ведь первым мог протянуть руку отцу, я ведь первым мог заговорить с матерью. Спросить, что она думает про смерть и сумасшествие. Это очень просто. Заходишь, например, и говоришь: Папочка, как я рад тебя видеть. Или говоришь: Мамочка, давайте сегодня все вместе поедем за город на озеро. Возьмем плетеную корзину, сделаем бутерброды и посидим на свежем воздухе.
Алексей думал: Почему я никогда не признавался в любви своим родителям?
Ведь что может быть важнее этого? Ведь мои родители действительно достойны любви, они не какие-то там сволочи, и вниманием я обделен не был, всегда было что поесть, что надеть, и постель моя всегда была чистой, выглаженной. Чего же это я, в самом деле, матери рук, изъеденных стиральным порошком, не выцеловал?
Алексей вспоминал, что каждый раз, как хотел выразить свою любовь к родителям, ему в рот будто залетала летучая мышь и хлопала там крыльями, царапая небо.
Проклятая летучая мышь погубила мою жизнь, подумал Алексей.
Алексей думал: Вот завтра проснусь и поговорю с родителями.
Но наутро он вставал измученный бессонницей и искоса поглядывал на копошащиеся седые тени.
Он думал: Когда же вы уже уберетесь, чтобы я мог наконец-то выспаться?
А еще он думал: Может в следующей жизни повезет…
А еще он думал: Нет никакой следующей жизни, и жизнь моя – сплошь мучения.
А еще он думал: На свете есть счастливые люди, которые признаются ежедневно родителям в любви. Говорят: папочка, я люблю тебя, мамочка, я люблю тебя. И еще эти счастливые люди работают не покладая рук. Они очень напуганы, но находят в себе силы преодолеть страх. Идут дальше, заводят семьи, и у них появляются дети. И они на все готовы ради своих детей и родителей. Вот же есть мужественные люди. А я тряпка из школьной столовой. Нет, даже тряпка выглядит куда пристойней, чем мое безвольное распластанное на кровати тело, и кровать эта на самом деле – побитая спасательная шлюпка, которая чудом выбралась из ночного шторма к утреннему берегу.
А еще Алексей думал: Мужественные люди – гадины и лицемеры, они ненавидят своих родителей и плевать на них хотели, они лишь любят и всячески угождают им, только бы не испытывать угрызений совести по ночам.
А еще Алексей думал: Теперь уже слишком поздно.
И нет ничего хуже, чем слишком поздно.
Однажды Алексей заметил в комнате большой старинный чемодан с железными застежками. Он не мог вспомнить, стоял ли у шкафа этот чемодан раньше или появился недавно.
Алексей попытался открыть чемодан, но у него ничего не вышло. Чемодан был тяжелым, от чемодана исходил скверный запах, однако чем больше Алексей принюхивался к чемодану, тем меньше запах этот казался ему неприятным. Более того, запах ему казался родным и домашним.
Алексей спросил седые тени: Что это за чемодан?
Седые тени поглядели на чемодан, словно увидели его впервые, поэтому старательно скрыли свое удивление.
Седые тени ответили: Так он здесь давно.
Алексей спросил: Как давно?
