ему для меня дверь «мерседеса», а то я, чего доброго, зазеваюсь и уроню в лужу наши списки? По дороге в долину Визенталь он спрашивает отца, не объявить ли меня в этом месяце снова сотрудником месяца? Ну и пусть, что второй раз подряд. Я ведь лучшая Ассистентка.
Пока мы с отцом в «Раю» разгружаем багажник, Берти куда-то исчезает. Потом объявляется в секторе с газовыми плитами. Он стоит и пинает ногой стеклянную бутылку, и она крутится и отлетает в направлении сектора ванн. Берти шныряет дальше, не отрывая глаз от земли. Он сворачивает в сектор колесных дисков и является снова, когда мы с отцом поднимаемся в контору, и сверху я вижу, что он продолжает свои металлические наблюдения. Берти сидит в секторе кухонных приборов и кидает камешки в стекло духовки, разговаривает сам с собой и, наверное, опять начал говорить задом наперед, как тогда. Когда вернулся из больницы.
В кафе я предлагаю ему мой кофе с ликером, но Берти отказывается и, наоборот, придвигает ко мне свою чашку со словами «Кое-что для Ассистентки». Он-то сам, видите ли, всего лишь Специальный и совсем не важный. Да и вообще, чем он таким отличился? Ну, оставил руку в недрах машины. Без него предприятие ничего не стоит, уверяет отец. Ах, нет, отвечает Берти, он так, расходный материал, заменяемая деталь, а великие планы составляют другие.
Потом встает и просит его извинить. Шныряет между столами, повесив голову и даже не бросив на нас взгляда, лишь иногда смотрит на горы, которые обрамляют небо у нас над головой.
Наша профессия, говорит отец по дороге домой, означает много боли. Но мы должны переносить эту боль. Таков закон предпринимательства.
А мы не можем переселиться за Вогезы, а не в Новую Зеландию, спрашиваю я за ужином. Что! Вопит Берти и вскакивает. Он носится туда-сюда по кухне и хватает ртом воздух, как рыба. В Новой Зеландии лучшие пляжи, кричит он и жестикулирует единственной рукой.
За Вогезами они тоже есть, отвечаю я. И туда можно отправиться немедленно.
Отправиться немедленно? Берти смотрит на отца и смеется. Весной мы уедем в Новую Зеландию! С какой стати нам еще куда-то отправляться?
Сядь и ешь, командует отец. Берти садится и тычет ложкой в свой томатный суп.
В Новую Зеландию каждый из вас может взять с собой кого захочет, говорит отец. И ты тоже, обращается он ко мне. А до тех пор у каждого своя работа.
Я хочу ему сказать, что мне больше хочется пересечь Зону и попасть за Вогезы, чем в Новую Зеландию. Но отец не расположен к разговорам. А после ужина я всем говорю «Доброй ночи» и «Сладких снов» и ухожу в свою комнату.
Ночью в стекло стучат камешки. Под моим окном стоит длинноносый Тимо.
Пошли со мной, шепчет он. У него подготовительный рюкзак и налобный фонарь. Он поднимает свитер и светит лампой себе на ребра. Они покрыты новой живописью, которая затмевает всю предыдущую, это целая карта обоих полушарий.
У пруда я беру его за руку. А он опускает голову мне на колени. Решение принято: бежим вместе. Еще пару дней, прошу я. Мне надо собрать свой собственный приготовительный рюкзак.
Длинноносый Тимо глядит в черное небо. Потом встает и забрасывает за спину свой багаж.
Значит, встречаемся через три ночи у шахты «Темная впадина», он кладет мне руку на плечо. Потом уходит в поле и пропадает.
В поле теперь совсем тихо. Одна только каракатица указывает щупальцем в небо. Я решилась, я последую за длинноносым Тимо, и еще думаю, а ведь мы с ним так похожи, и мне становится внутри так здорово. А вон там дерево, а тут пруд. А из пруда торчит деревянная коряга.
Мне будет так не хватать нашей долины и этого пруда. И Берти. И матери и отца. Ну, да что там грустить. Нечего печалиться, я буду с длинноносым Тимо, и у нас есть будущее, оно нас ждет.
Утром в «Раю» отец разговаривает с хозяином на повышенных тонах. Хлопает дверью, и металлическая лестница гудит под его сапогами. Он садится в «мерседес» так, что машина ходит ходуном, и заводит мотор. И молча выруливает на улицу.
Этот из «Рая» утверждает, что не я определяю цены, возмущается отец. Мы в очередной раз отгрузили ему целый прицеп металла, а он называет это мелкой поставкой!
Будут ему крупные поставки! Отец намекнул хозяину «Рая», что будут новые знатные отгрузки, хозяин кивнул. Улыбнулся мне и Берти и сказал: есть ведь и другие предприятия, я только это имел в виду. И у него в каждой руке из-под паромасляной тряпки, как из шляпы фокусника, появляются два каких-то лакомства в пастельно-зеленой обертке – для меня и Берти. От нового конечного получателя товара, говорит он. Прошу, обращается он к отцу, указывая на лестницу в его контору, и отец следует за ним наверх.
Чего молчим, спрашиваю я отца, когда мы уже почти проехали Титизее. Отец, вцепившись в руль, не отрывается от дороги. Когда проезжаем Виденер- Эк, он произносит наконец: мы никогда больше не поедем в «Рай». Он паркует автомобиль, выходит и смотрит на долину, облокотившись на капот. Потом обходит машину и достает из багажника ружье. Он подходит к самому краю долины и – бабах! И еще раз – бабах! Бабах! Трижды отец стреляет в небо, грохот прокатывается по горным вершинам, спускается в долину и проваливается справа и слева в ущелья Шварцвальда.
Отец убирает ружье обратно в багажник и снова садится в машину. Едем дальше. Когда цены падают, говорит он, приходится изворачиваться. Надо осваивать новые рынки. Способность приспосабливаться – вот что! А в рабство к этому типу из «Рая» мы никогда не пойдем!
Уже в сумерках приезжаем домой. Относим вещи в подвал. У калитки стоит длинноносый Тимо и подзывает меня к забору. Не
