А успех, в свою очередь, зависит от нас самих. Это круговорот успеха, и мы нашей работой поддерживаем этот круговорот в действии.
В воскресенье я бросаю камешки в окно длинноносого Тимо, и у него в комнате он спрашивает, отчего я не пришла к шахте? Приготовления идут труднее, чем я думала, отвечаю я. Приходится много всего продумать, например в каких ботинках я пойду.
В надежных, отвечает длинноносый Тимо.
А что нам делать без излучателя Раймонда?
У нас есть детектор Холла, говорит Тимо.
Мы не можем идти в Зону без излучателя Раймонда, говорю я. Там же эти, Мутанты.
Пора выдвигаться, настаивает Тимо.
Не так-то это просто, отвечаю я.
Просто, говорит он, совсем просто.
Ты не понимаешь, я же Ассистентка, я лучше разбираюсь в планировании, а ты безработный.
Надо просто свалить, и все. И он хочет меня поцеловать. Я отвечаю ему на поцелуй, но мне совсем не хочется его целовать, я его отталкиваю.
Безработность – это на самом деле болезнь, говорю я. Из-за нее и начинает казаться, что все в жизни просто.
Длинноносый Тимо вытягивает из-под кровати рюкзак и достает из него книгу, открывает ее и протягивает мне. Но я не хочу туда смотреть. Я встаю. Мне пора домой.
Я подожду еще немного, говорит Тимо. Я выхожу из комнаты. Значит, до завтра, произносит он мне вслед. Или до послезавтра. Но я не отвечаю. И не машу ему на прощание рукой. Я прохожу мимо кухни и ее вздохов, выхожу на двор, иду полем, мимо пруда. Длинноносый не имеет никакого понятия, каково жить на свете. Как можно быть таким безработным вообще!
Утро понедельника. Возьми меня сегодня с собой, я тебе пригожусь. Но отец качает головой и гладит меня по щеке. Он уезжает один, а я машу ему вслед нашими списками. Может, около Виденер-Эк он передумает и вернется за мной. Я усаживаюсь в саду под грушей за сараем и представляю, как отцу предстоит сегодня разговаривать свои деловые разговоры. Налог с оборота, скажет отец, свести расходы и доходы. Затраты на производство, дополнительные налоги, предоплата. Я представляю, как он говорит все это человеку с большими возможностями. И я выдвигаю всесокрушающие убедительные доводы, и теперь я заслужила дополнительную порцию кофе с ликером.
Отец возвращается, когда горные вершины уже становятся розовыми и бирюзовыми. У «мерседеса» такой вид, будто он трое суток мчался по автобану среди сдвоенных грузовых фур. Отец держится за виски и еле-еле проходит через двор. Не улыбается в нашу сторону. Матери адресован один поцелуй, но никакого ценного подарка. Отец без ужина поднимается к себе наверх.
У папы болит голова, объясняет мать за ужином. Едим молча. Берти потирает свой обрубок. Сегодня ночью ему снова будут мерещиться птицы и мучить фантомные боли.
Наутро я, дождавшись, когда Берти выйдет из кухни, требую у отца устроить самый великий «Специальный день».
А что такое самый великий «Специальный день», по-твоему, спрашивает отец.
Космическая электростанция, отвечаю я, наш новый великий маршрут.
Нет, отец качает головой, нельзя, слишком опасно.
Но это же лучшая возможность!
Там все залито водой, отвечает отец, вода в озере светится зеленым светом, до того она ядовита. И вообще, все в аварийном состоянии, того гляди рухнет.
Но там, на космической электростанции, настаиваю я, там нас ждет великая «звонкая монета». Предприятие должно уметь рисковать. Отец закрывает глаза, потом смотрит через окно в долину.
Может быть, нам с Берти поехать самим, предлагаю я.
Отец думает над моим предложением весь день, потом наконец выдает официальное заявление: величайшая прибыль всех времен! Последнее усилие перед исходом в Новую Зеландию!
И он смотрит при этом на Берти.
Космическая электростанция, кричит Берти в экстазе, прижимая руку к груди.
И мы выезжаем на подвиги, хотя в долине уже вечереет. И Берти разрешается впервые сидеть впереди. Я успела между тем собрать мой приготовительный рюкзак, все по списку, что необходимо для пересечения Зоны. Сбегала к длинноносому Тимо и договорилась, что мы с ним выдвигаемся через три дня.
Как я буду скучать, как мне будет не хватать Виденер-Эк, наших долин и ручьев. Как здорово теперь ехать мимо Мюнстерталь, Штауфена, замка доктора Фауста, по автобану, где нас обгоняют с грохотом фуры. Над Вогезами на горизонте уже небо горит розовым, переливается в лиловое, потом в оранжевое и гаснет за вершинами. И вырастают перед нами два вулкана космической электростанции. В зеркало заднего вида я вижу в темноте, как с самого автобана за нами следуют два огня. Кто бы это мог быть? Мы между тем уже въезжаем в ворота.
