– Что у тебя с волосами?
Она подняла руку и осторожно потрогала свою прическу.
– А что? Они что, где-то торчат?
– Нет, я не об этом. Почему они розовые? – Он ткнул пальцем. – Вот здесь, спереди.
– Ты говоришь о моей челке?
– Ага. Я никогда такого раньше не видел. Ты сделала это нарочно?
Рене сделала глубокий вдох, чувствуя, что ей становится все труднее и труднее улыбаться.
– А что? Тебя это напрягает?
– Думаю, нет, но, в общем-то, я предпочитаю, чтобы волосы у моих девушек были естественного цвета. – Он плотоядно усмехнулся. – На всех местах, если ты понимаешь, что я имею в виду.
– А, – сказала Рене, беря в руку бокал с водой. – Спасибо, что сказал мне.
Она сделала глоток и огляделась по сторонам. Хоть бы поскорее подали ужин.
Когда еду наконец принесли, дела пошли значительно лучше.
Курица, которую заказала Рене, оказалась нежной, как раз в меру подкопченной, капуста и горох были великолепны, а кукуруза, жаренная в початках, была ничуть не похожа на то уродство в кляре, которое она боялась увидеть. Что еще лучше, пока у него был набит рот, Батч оставался довольно терпимым собеседником. Их свидание вслепую, конечно, было не самым лучшим вечером в ее жизни, но оно явно не было и самым худшим. Пока они дожидались десерта, Рене решила, что, возможно, даже захочет увидеть Батча еще раз.
– Стало быть, у тебя трое детей, – сказал он, вытирая рот.
Рене кивнула, стараясь сохранять спокойствие. Ну, все, началось, подумала она. Она смущалась, оказываясь на свидании с парнем, даже когда была еще молодой девушкой, теперь же, когда она стала матерью-одиночкой, это было и вовсе ужасно. Зажечь романтическое пламя между двумя уже пожившими людьми и без того нелегко, а если при этом еще и говорить об имеющихся у нее трех детях, это все равно что набрасывать на его язычки мокрую тряпку.
– Да, – сказала она. – Дилан, МакКенна и Киран.
Батч нахмурился.
– Сколько им лет?
Рене откинулась на спинку стула. Поведение Батча внезапно стало деловитым, его вопросы теперь были короткими и бьющими точно в цель. У нее было такое ощущение, словно их свидание вдруг превратилось в собеседование при приеме на работу.
– Ну, – начала она, – Дилану семнадцать, и он учится в старшем классе Болингброкской средней школы, а МакКенне тринадцать, и она такая же, как большинство тринадцатилетних подростков, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Рене тихо рассмеялась, надеясь немного разрядить обстановку.
– А Киран – мой малыш. Ему девять.
Батч опять нахмурился.
– Это тот, у которого проблемы?
Этот вопрос удивил ее.
– Что?
– Дядя Енох сказал мне, что этот малый корчит странные рожи и что у него «трудности» в школе, – сказал он, своими толстыми пальцами изображая в воздухе кавычки. – У него что, не все дома?
Подошла официантка, но Рене взмахом руки отослала ее прочь.
– По-моему, это не твое дело.
– Если ты рассчитываешь увидеть меня снова, то очень даже мое.
Батч взял в руку зубочистку и ткнул ею в ее сторону.
– Большинство матерей-одиночек балуют своих сыновей, так что из них вырастает черт-те что. Мальчикам нужно, чтобы рядом был мужчина, который держал бы их в узде.
Рене заморгала. Хотя сердце ее билось часто и гулко, она чувствовала себя до странности спокойной.
– Если хочешь знать мое мнение, – продолжал он, – несколько крепких шлепков по попе выбили бы из твоего парнишки всю дурь. А если ты и дальше будешь с ним сюсюкать и называть его своим малышом, то только усугубишь проблему.
– Ты правда так думаешь? – удивилась Рене.
– Да, я так думаю.
– Что ж, – сказала она, – а я думаю, что мне пора идти.
