– К сожалению, я должен ехать.
– Жаль… Я думала, вы со мной поспите. – Я неконтролируемо зевала.
– Хотелось бы. Но в другой раз.
– Ладно… Тогда дайте и мне затянуться.
С аппетитом запустив в небо облако дыма, я застыла с сигаретой в руке, засмотревшись на исчезающее бесформенное кольцо.
– Странно… Раньше мне нравился сигаретный дым, а теперь у меня с ним совершенно другие ассоциации…
– Не хотите бросить курить? – Дженнаро забрал у меня тлеющую папиросную бумагу.
– Пока мне это не мешает. Не мешает теннису, бегу. Но! Если вы будете учить меня овердрафту, я брошу!
– Чему-чему я буду вас учить?
Он так и не успел затянуться из-за прорвавшегося наружу смеха.
– Ну, удар в боксе, который идет снизу вверх… Я же говорила, что если мы выберемся из тоннеля, я займусь боксом!
– Мадемуазель…
Его смех. Особенный смех. Последний раз он звучал так надрывно, когда я предложила Дженнаро половинку картины с голубиной лапкой. Мы стояли рядом, абсолютно голые, смущая вконец растерявшегося сотрудника «Reid’s»…
– Чего вы? Скажите мне… Вы не верите, что у меня получится? У нас бы было общее хобби…
Не оставшись равнодушной, я тоже начала смеяться.
– Получится, Джулия, у тебя все получится… – Он смахивал с глаз проступившие слезы отчаянного веселья. – Джулия, удар, о котором ты говоришь, называется апперкот.
– А я что сказала?
– Овердрафт, – еле выговорил Дженнаро.
– Я так сказала? Это все потому, что мы всю ночь обсуждали банковские дела. Мне точно не помешало бы выспаться. Хотя иногда овердрафт еще больнее, чем апперкот…
– Прекрати немедленно, – Дженнаро погибал от смеха.
– Не могу прекратить… Я напишу об этом в книге, можно? Просто о том, как вы смеетесь… Я ведь могу об этом написать целую книгу… Книгу о вашем смехе… Потому что… потому что это так холодно и жарко одновременно…
– У меня просьба. Вы можете изменить имя?
– Ваше имя в книге?
– Да.
– Нет. Уж больно оно красивое… Разве что фамилию… Я придумаю что-нибудь итальянское. Страстное. Живое. Хотя нет. Какая вам разница? Имя ведь все равно не настоящее. Да?
– Мадемуазель, мне пора ехать…
Дженнаро посмотрел на часы.
– Хорошо. Можно я пройдусь с вами двадцать метров? Вы у церкви машину оставили?
– Да. Но лучше вам идти домой. Джулия…
– Что?
Я бросила взгляд на выглядывающую из-за угла церквушку.
– Посмотри на меня.
– Смотрю, – улыбнулась я.
– Иди домой. Пожалуйста, иди домой и отдохни.
– Ладно, пойду… Невыносимо хочу спать… Вы мне завтра позвоните?
– До встречи, мадемуазель.
На прощание Дженнаро поцеловал мне руку.
Солнце. Оно било в глаза, щекотало ресницы и нашептывало свое несносное «wake up». Соскочив с кровати, я сделала упор на здоровую ногу и медленно поплелась в сторону кухни. «15:37» на микроволновке подсказали, что день уже почти завершился и я проспала добрых десять с половиной часов. Да будет так. Я этого заслуживала. Запустив кофемашину и обнаружив почти разряженный айфон, я бегло просмотрела список звонков и сообщений. Там не было ничего важного, кроме sms от тех немногих людей, которые знали о том, что я улетала на Мадейру. Они были напуганы, потому что новость о португальских пожарах распространилась по всему миру. Ограничившись ответом «Спасибо, все Ок», я переключилась на эспрессо в ожидании звонка от Дженнаро. Когда кофемашина подала сигнал о том, что утру быть, я обхватила пальцами керамическую чашку и поставила ее рядом с лэп-топом, который мирно спал на пресловутом стеклянном столе. Самый простой способ находиться не рядом с тобой – это писать о тебе. Конечно, мне было это
