– Конечно, нет.
– Хорошо. По крайней мере, мы теперь в равных условиях, потому что я больше не верю вам. Ни единому слову.
– Я порядком устал от этого детского сада…
– Тогда предлагаю расплатиться и поехать в отель. Не знаю, как вы, но я устала. – Слезы предательски начинали атаковать глаза.
– Pas de probleme[79].
Тяжелого молчания в такси не выдержал даже водитель. Он всячески пытался нас разговорить, молол языком не имеющую никакого значения ерунду, но в конце концов сообразил, что нас лучше оставить в покое. Когда «мерседес» остановился возле «Hotel de Sers», я произнесла удрученное «merci» и вышла из автомобиля. Дженнаро даже не пошевелился, думая о чем-то своем.
– Вы не выходите? – Я старалась говорить сухо, но голос заметно дрогнул.
– Я съезжу в одно место и вернусь чуть позже. Постарайтесь отдохнуть.
К моему изумлению, он как-то по-доброму улыбнулся.
Господи… Как же меня разрывало от желания вернуться в машину, обхватить руками его шею и, уткнувшись в плечо, сказать: «Ври, обманывай, недоговаривай, сочиняй – делай все, что хочешь, только крепко-крепко меня обними».
– Ладно. Увидимся, – робко сказала я.
Меня больше не радовали ни размеры шикарного номера, ни громадная ванна с видом на la tour Eiffel, ни специальный девайс для айфона, который вчера вечером воспроизводил неподражаемый голос Эдит Пиаф. Пусто, тихо, глупо и паршиво – пожалуй, этими четырьмя словами можно было охарактеризовать мое состояние и атмосферу в комнате. Мое основное занятие сводилось к тому, что я лежала на кровати с открытыми глазами, а потом резко вставала и начинала наматывать круги по огромному номеру. Да какая мне вообще была разница, соврал он по поводу Парижа или нет, Вельтракки к нам подходил или кто-то другой, правду ли он сказал в ресторане или засыпал меня сплошной ложью?.. Я точно знала две вещи: Дженнаро Инганнаморте был абсолютно честен со мной тогда, когда говорил, что не хочет переступать хрупкий порог нашей дружбы, потому что у него не получится не сделать мне больно. Но без него было невыносимо.
Когда дверь, отделявшая общий коридор от наших комнат, тихонечко хлопнула, я вжалась в подушку, потому что сердце своевольно забилось в истерическом припадке. Я слышала звук закрывающейся двери его номера и не могла пошевелиться. Пойти и извиниться – так вроде бы не за что просить прощения, позвонить ему в номер – так что я скажу? Все было до ужаса нелепо. Точнее, до боли. Я бы наверняка довела себя до полного исступления и отчаяния, если бы не раздавшийся стук. Мигом вскочив с кровати, я надавила на дверную ручку и, к своему нескрываемому разочарованию, вплотную столкнулась со служащим отеля.
– Прошу прощения за беспокойство, мадемуазель. Это просили передать вам, – он протянул мне плотный картонный пакет.
– Спасибо… Постойте, подождите секунду.
Я нырнула в глубь комнаты и открыла сумку в поисках купюры в пять евро.
– Нет, что вы, мадемуазель! Меня уже отблагодарили сполна. Хорошего вечера!
Бросив пять евро на пол, я с жадностью заглянула в пакет. Упаковочная бумага дала мне серьезную подсказку в виде логотипа «Shakespeare & Co». Не один из миллиона парижских магазинов, никакие «Gucci», «Prada», «Hermes» и «Vuitton» не могли вызвать и тысячной доли тех эмоций, которые дарил мне легендарный «Shakespeare & Co». Один из лучших буксторов мира дважды менял свое расположение и законных владельцев. Первый магазин открылся в 1919 году, но навсегда был закрыт во время немецкой оккупации. В 1951 году американец по имени Джордж Витман повторил попытку и воссоздал концепт, назвав свое детище «Le Mistral». К четырехсотлетию Шекспира Витман переименовал магазин в «Shakespeare & Co», подарив миру настоящий книжный рай на земле. Здесь собиралась богема, находили приют писатели и бездомные – за время своего существования на книжных полках переночевало более тридцати тысяч человек, которым обеспечивали ночлег в обмен на элементарную помощь. Тысячи тысяч новейших и антикварных книг, дух Миллера, Джойса, Хемингуэя, Брехта и Кортасара, волшебная библиотека и девиз «Be Not Inhospitable to Strangers Lest They Be Angels in Disguise»[80] превратили «Shakespeare & Co» в поистине фантастический уголок нашей слегка прогнившей Вселенной.
Развернув оберточную бумагу, я оцепенела. Из бордовой, напоминающей папку коробки выпала книжка и тоненькая тетрадочка в жестком переплете. Сильно дрожащими пальцами я одну за другой переворачивала старинные странички с оригинальными рисунками, которые впоследствии послужили иллюстрациями для лежащей рядом со мной антикварной книги на французском языке: «Ги де Мопассан. Новеллы». Распахнув одурманивающую книжным ароматом обложку, я наткнулась на надпись, которая перечеркнула все прошлое и будущее: «Моему лучшему гиду с благодарностью за настоящий Париж». Я даже не заметила, как по лицу ручьями потекли слезы, которые целый вечер просились на волю. Приписка внизу заставила меня расхохотаться: «Сколько грусти в этом глубоком молчании комнаты, где ты живешь один…» Уж я-то точно понимала, почему из всех цитат Мопассана Дженнаро выбрал именно эту. Схватив книгу и перелетев через весь номер, я босиком выскочила в коридор и затарабанила костяшками пальцев в соседнюю дверь. Когда он появился на пороге, с мокрыми волосами, в потрясающих джинсах и расстегнутой, обнажающей шрам рубашке, я забыла все известные мне иностранные языки, включая примитивные жесты. Стоя босиком и прижимая к груди драгоценную книжку, я искала в ней помощь и поддержку, не в состоянии говорить, не в силах дышать, желая плакать и смеяться одновременно. Он все это видел и чувствовал, но молча продолжал наблюдать, рассматривая меня, как
