демон рассеянно смотрел в сторону сцены, а нефилим не сводил взгляда с Лафейсона. Но, когда начался припев, Локи нервно дёрнулся, хотел обернуться, но так и не решился.
«Хочу вернуться обратно на Землю», — Тор делает шаг, самый тяжёлый и полный смятения.
«Ты чувствуешь меня?», — Локи отводит чёрную прядь за ухо, а на пальце поблескивает обручальное кольцо — его подарок.
«Хочу вернуться», — нефилим ступает увереннее, но осторожно.
«Найди меня!», — демон суетливо осматривается, ищет кого-то среди гостей.
«Хочу вернуться обратно на Землю», — Одинсон чувствует невероятную легкость, шагая навстречу своей судьбе.
«Всё еще дышу!» — Лафейсон всё-таки рассматривает кого-то в толпе, он резко оборачивается, шагает прочь, натыкается на кого-то, торопливо извиняется, прежде чем поднимает глаза.
«Перерождаюсь», — на губах Тора — осторожная улыбка.
Глаза Лафейсона широко распахнулись, первая мысль в голове — отступить, но Тор оказался быстрее, обхватил за талию, потянулся к нему, прижался всем телом, горячей ладонью обхватил затылок и накрыл тонкие губы своим жадным ртом, лишая воздуха, изгоняя мысли, здравые в том числе. Сердце отбивало удар за ударом, подобно игре шамана на бубне. Демон дёрнулся в сильных руках лишь раз, как предсмертная судорога охватывает всё тело в последние секунды, а через миг демон уже сам прижимался к горячему телу нефилима и пил его дыхание, — руки по привычке потянулись к резинке, но волосы у Тора распущены, а щёки покрыты колючей щетиной. Лафейсон дрожит и, кажется, задыхается, он снова начинает вырываться, и Одинсон неохотно отлипает от его губ. Музыка заглушает звук колотящегося в рёбра сердца, и кажется, что тебя выбросили в море в самый разгар шторма. Локи впивается пальцами в плечи, отталкивая. Никакой слепящей глаза рубашки, — на Торе простецкая джинсовка грязно-серого цвета, выцветшее барахло смертных.
— С ума сошёл? — шипит зеленоглазый, осматриваясь вокруг, как вор, кажется, что в полутьме никто не обращает на них внимания.
Тор цепляется за талию любовника, снова притирается к нему, до этой самой секунды он не знал, что скажет, но сейчас всё очевидно и просто. В родных зелёных глазах Одинсон видит волну беспокойства, он видит, как возмущение мерцает у самой кромки, как в ужасе сужаются зрачки. Вот он, самый родной и самый любимый, единственный во всём мире. Ради которого можно пожертвовать всем, лишь бы сохранить эту нить родства.
— Я люблю тебя, — грудь нефилима сдавливает от нахлынувшего волнения, и он не вполне уверен, что говорит достаточно громко и убедительно, Локи от его слов бледнеет и холодеет, Одинсон чувствует это и говорит ещё громче, словно от этого зависит сама жизнь. — Я люблю тебя, Локи! Я люблю тебя! Вырви эти грёбаные крылья, я подпишу любой контракт, я на всё согласен, чтобы быть с тобой.
Кажется, в этот момент они оба глохнут, ведь музыка больше не играет, а свет становится ярче. Губы у демона дрожат, взгляд мечется по лицу полукровки. Одинсон вывернул и распял его душу. Глупец не понимает, что, раскрыв себя, он снова подвергнется гонениям. Не сейчас, так минут через десять его отследят ангелы и придут, чтобы взять под конвой.
— Тор, ты… что ты… немедленно уходи, — Локи начинает понимать, они сорвали вечеринку, но это не самая главная проблема сегодня, все смотрят на них и видят, как Тор тянет его к себе, жест собственника, кто-то точно слышал слова признания. — Тебя обнаружат, что ты делаешь?
Боковым зрением Одинсон замечает, какими дикими взглядами на них пялятся гости Сурта. Любовников обступают со всех сторон. Их начинает сжимать демонический круг, словно это арена, и они — в кольце, из которого не выбраться. Из смертных на вечеринке всего человек пятнадцать, остальные — демоны и черти, и все они наблюдают только за ними.
— Я люблю тебя, — шепчет Одинсон и снова повышает голос, бросая своё признание всем, кто смотрит. — Я люблю его! Все слышали?! Ну что вы смотрите?! Неужели никто из вас не знает, что такое любовь?!
Локи не отвечает, просто смотрит и смотрит на своего любовника, на глаза наворачиваются слезы счастья и горечи, Тор не понимает, что их ждёт. Он не осознаёт всей глупости своей выходки, в отличие от Лафейсона, который был совершенно не готов к случившемуся. И только резкий оклик Малекита выводит его из ступора.
— Ты — глупец! — разносится откуда-то сбоку. Лафейсон немедленно подбирается, бомба с часовым механизмом рванула в самый неожиданный момент. Счёт пойдёт на минуты, нужно собраться. — Добился своего, Локи?! Он даже не использует щит, всё ради этого спектакля!
— Заткнись! — Локи оборачивается, шипит на Малекита, он пытается хоть что-то придумать, как много времени у них есть, пока ангелы отследят вспышку энергии нефилима, уже не говоря о том, когда магические нити, пронизывающие саму материю мироздания, донесут до них новость о признании Тора в любви к демону. Лафейсон теперь смотрит на любовника. — Тебя обнаружат, тебе сейчас надо залечь на дно.
— Я больше не хочу бежать, я хочу быть с тобой, — качает головой Тор, он принял решение, чего бы оно ему ни стоило.
— Мы не можем, Тор! — Лафейсон кричит в голос от злости, цепляется за плечи Одинсона, встряхивает, пытаясь привести того в чувства, вразумить. — Я не могу вырвать твои крылья, пойми ты наконец! Я никогда бы этого не сделал. Это убьёт тебя!
— Идём со мной, Тор, пока ещё не поздно, — бросает Малекит, дёргая того за куртку.
— Иди к чертям! — рычит Одинсон, дёргая рукой, и снова смотрит Локи в глаза. — Что ты такое говоришь, я — нефилим, если ты оторвёшь мне крылья, ничего не случится.
