подадут чай. После чего перейдем в главный зал для предварительного разбора и обсуждения сюжетов.
– Мистер Ваттинг, здесь какое-то недоразумение. – Бородач оторвался от стойки, взглядом указывая на недоразумение, то есть на меня. – Мисс утверждает, что она выставляется…
– Это правда. – Кислым голосом директора музея можно было заквасить пару бочек капусты. – Мисс Руа сегодня выставляется, ее картину вы сможете увидеть на экспозиции.
После этого заявления взгляды стали откровенно колючими, особенно когда у меня приняли пальто и шляпку. Напряженная тишина давила на плечи, поэтому я их расправила и вскинула голову. Обвела взглядом присутствующих, среди которых затянулась немая сцена, и поинтересовалась:
– Может быть, уже пойдем? Очень хочется чаю.
В россыпи работ, глядевших со стен или установленных на мольбертах, я видела только ее. «Девушка» застыла прямо напротив меня, в центральной части экспозиции. Холст одели в раму, о которой я могла только мечтать: старинную, тяжелую, изъеденную зеленью меди без примеси позолоты. Я скользила по ней взглядом, повторяя каждый завиток. А что мне еще осталось делать?
К «Девушке» так никто и не подошел, со мной никто не горел желанием пообщаться. Многие художники были знакомы между собой, а мистер Ваттинг не горел желанием давать мне рекомендации. Он вообще не горел желанием видеть меня здесь, и за чаем ясно дал это понять. Всем. Искусствоведы обходили картину стороной, задерживаясь разве что для того, чтобы посмотреть полотна справа и слева, бросая на меня взгляды, исполненные скепсиса. Я же с ужасом думала о той минуте, когда выставка распахнет объятия для всех, и в открытые двери Музея искусств хлынут толпы людей.
Ирвин, Лина, Эби… Леди Ребекка и Миралинда.
Сейчас я уже сомневалась в том, что правильно поступила, оставив им пригласительные. Каждый равнодушный взгляд впивался в сердце кинжалом, каждое молчание заставляло сильнее сжимать холодеющие руки на ридикюле. Особенно когда у других полотен искусствоведы собирались группами, вступая в жаркие диспуты. От того, чтобы позорно разреветься или сбежать, останавливало только чувство собственного достоинства, а еще картина за моей спиной.
«Девушка» помогла мне перешагнуть через все свои страхи, решиться на нечто большее, чем лавочка на рынке, куда я относила свои работы, но она… оказалась никому не нужна.
Никому не нужна.
Наверное, это страх любого художника, разъедающий сердце и душу сильнее любого другого. Мой учитель, мастер Викс, говорил, что творчество заканчивается там, где начинается соревнование и зависть. Тогда я не понимала, о чем он говорит, но сейчас… Сейчас вдруг отчетливо осознала, как же мне хочется, чтобы рядом с моей картиной останавливались, спорили, выносили суждения. Пусть даже не всегда положительные.
Чтобы справиться с охватившим меня отчаянием, я решила прогуляться по залу.
Сцепив руки за спиной, переходила от одной картины к другой, пока не остановилась у зимнего сюжета. Пара стояла на мосту, над замерзающей речкой в объятиях заснеженных берегов. Удивительно уютный сюжет: мужчина держал девушку за руку, а она смущенно улыбалась. На кованых перилах устроилась красногрудая птичка с длинным хвостом. Кляксы снега, падающего с ветвей, украшали столбики и неровными погонами легли на пальто мужчины.
Напоминание о погонах пришлось очень некстати.
Ирвин…
Что он скажет, когда увидит «Девушку»?
– Поразительно нелепая техника, – донеслось из-за спины.
Обернулась на стоявших рядом мужчин. Один из них потирал гладковыбритый подбородок.
– Да, мазки неровные и краски разложены слишком просто, – заметил второй. Тот бородач, который назвал меня недоразумением. – Наверняка самоучка.
– Главный недостаток таких вот выставок – что на них лезут все, кому не лень. Пару раз мазнут кистью, и уже называют себя живописцами.
– Он же совсем не видит перспективу…
– Да, я в свое время несколько лет работал над одной картиной, доводя ее до совершенства, чтобы представить обществу. А это… сколько на нее времени потрачено? Месяца три?
– По-моему главное, что она вызывает чувства, – заметила я.
– А вы, мисс, наверняка можете указать на все достоинства и недочеты работы, о которой мы говорим? – В голосе мужчины сквозила откровенная неприязнь.
– Недочеты не имеют значения, – ответила я. – А из достоинств – мне хочется там оказаться, на этом мосту. Смахнуть снег со столбика и посмотреть на подернутую снежной каймой реку. Кстати, портрет Элены Суэнской Варго Лестрен закончил за полтора месяца. И это самое известное его полотно.
Элена Суэнская долгое время была эталоном красоты, а Варго Лестрен, писавший в Эпоху Расцвета, по праву считается одним из самых выдающихся художников на все времена.
