выглядеть отвратительно. Настолько отвратительно, насколько это вообще возможно!
Застегнув последнюю пуговицу, повернулась к дверям и чуть не налетела на месье «Я-просил-называть-меня-только-по-имени-Пауля».
– Руку, мисс Руа, – последовал холодный приказ.
– Обойдетесь.
– Хотите снова испытать на себе все прелести неподчинения?
Глубоко вздохнула и вложила руку в его ладонь:
– Подавитесь, месье Орман.
– Всенепременно. Сегодня за ужином, – отозвался он, удивительно мягко сжимая мои пальцы. – Но до этого нас с вами ждет долгий день.
14
То, что день будет долгим, я поняла еще на лестнице. Мы вместе не дольше минуты, а мне кажется, что уже вечность прошла. Еще и его привычка держать меня за руку (не под руку, как положено в приличном обществе, а именно за руку) раздражала неимоверно. Впрочем, сложно представить, что в нем не раздражало…
Постойте-ка!
Я отняла ладонь так резко, что чудом не оставила ему перчатку, и ничего не произошло.
– Знал, что вы догадаетесь.
– Неужели?! – прошипела я.
– Сложно было удержаться, глядя в ваши глаза.
Сжала кулаки и мысленно досчитала до десяти. Ну хоть одна радость: помимо обозначенного долга больше ничего он мне сделать не сможет.
– Мои глаза вас совершенно не касаются.
– Еще как касаются. Мне вас писать.
Я похолодела.
Мое лицо. На его картине.
– Могу представить, о чем вы сейчас подумали, мисс Руа. Ваш портрет никто не увидит.
– И я должна вам поверить?
– А у вас есть выбор?
Выбора у меня не было, я сама отняла его у себя в нише. На этой мысли слегка закружилась голова.
– Вам недостаточно моего слова? – Орман взглянул на меня.
– После того, как вы заявились ко мне домой и разрушили все, что мне дорого?
– У вас была возможность оставить все между нами.
– В приказном порядке явившись к вам.
– Именно так. Поверьте, установленные самим собой правила игры нарушать скучно. Мне гораздо проще было сразу вытолкнуть вас под ноги секретарю Ваттинга.
Желание посоветовать ему засунуть свои игры и правила в места, о которых приличным мисс знать не положено, было настолько велико, что я прикусила язык. К счастью, улица встретила нас привычным шумом со стройки, многоголосьем и бодрящей прохладой, которая вовремя отрезвила.
– Прошу сюда, мисс Руа. – Орман свернул в проулок, зажатый между домами.
На нашей улице поймать кэб было решительно невозможно: они здесь застревали, а вот на соседней – вполне. Она была шире раза так в два, а то и в три (как большинство улиц Нового города), с тротуарами, на которых можно спокойно разминуться с текущим навстречу людским потоком. Некоторые извозчики, правда, без малейшего стеснения заезжали даже на них и на не успевших вовремя отскочить пешеходов. Правда, в Лигенбурге все пешеходы шустрые, поэтому непоправимое случалось не так часто.
Чем ближе к набережной, тем холоднее, поэтому сейчас я зябко передернула плечами, и поняла, что шарфик остался дома. Должно быть соскользнул, когда я упала в объятия Ирвина. Мысль об этом оказалась гораздо более колючей, чем ударивший в лицо сырой воздух. Я обхватила себя руками и отвернулась, чтобы не сорвало слезы, которые выступили от ветра. Прохожие косились на нас, точнее, они косились на Ормана, но он, по всей видимости, на такие мелочи внимания не обращал.
Хотела уже поинтересоваться, куда мы идем, когда он остановился и распахнул передо мной дверцу мобиля. Темно-фиолетового цвета, примерно такого, какой получается при смешении фиолетового и черного. Несмотря на низкие графитовые тучи, затянувшие небо, корпус сверкал. Я скользнула взглядом по «Ваорхану», по резным ручкам, по передней части, на которой застыл ястреб. Серебряная птица раскинула крылья, словно готовясь взлететь, а у меня почему-то перехватило дыхание. Одно дело говорить с Линой, и совсем другое – видеть мобиль так близко…
Вспомнила, рядом с кем нахожусь и подавила желание коснуться дверцы. «Ваорхан» казался мощным, прекрасным, яростным, но восхищаться делом рук Ормана – увольте.
