невероятно тяжелой и ныла. Один раз я попыталась свести ноги, и тут же об этом пожалела – узел так чувствительно впился в горящий бугорок, что у меня перехватило дыхание. Но что самое дикое, мне отчаянно, до одури хотелось коснуться себя, повторяя его след пальцами. Повторяя и продолжая, впитывая это порочное прикосновение всей кожей.
В отличие от меня, Орман явно чувствовал себя замечательно: с бесстрастным лицом скользил взглядом по моему телу. От вытянутых над головой рук, по напряженным соскам, животу и разведенным бедрам, по линии ног – до кончиков напряженных пальцев. Время тянулось медленно, по крайней мере, мне казалось, что прошел год. Или целая вечность, а может быть, две, когда он отложил карандаш и поднялся.
– На сегодня, пожалуй, хватит.
На сегодня?!
– Не надейтесь, что я приду к вам еще раз, – отрезала жестко, когда он шагнул ко мне.
– Придете, – он провел пальцами по моему запястью. – Когда я позову.
– Мы договаривались…
– Что вы будете мне позировать. Вам же понравилось.
Затянутая в перчатку рука скользнула по внутренней стороне бедра, стирая влажный след.
Впрочем, этого он мог и не делать, я и без того чувствовала себя влажной.
Влажной, раскрытой, порочной. Низ живота сводило от желания продолжать, осознание того, что он прав, накатило волной. А вместе с ним накатил стыд: такой, какого я в жизни никогда не испытывала. Ни разу, даже в день, когда меня обвинили в списывании и отшлепали линейкой.
– Что. Вы. Со мной сделали?! – процедила. – Что не так с этой веревкой? Это тоже какая-то магия?
– Никакой магии, мисс Руа, – Орман подцепил пальцем узелок на бедре, и это прикосновение отдалось жаркой, удушливой волной во всем теле. – Просто наслаждение, которое можно себе позволить с помощью банальных подручных средств.
Банальных?
Чувствуя, что близка к истерике, сжала кулаки.
– Вы должны были меня предупредить!
– Я вам ничего не должен. А вот вы мне… – он провел пальцами по моим губам, оставляя на них мой вкус.
От собственнического жеста, от понимания, что все еще не закончилось, что это унижение придется пережить снова, а может быть, от взгляда, полного превосходства, потемнело перед глазами. Рванулась и забилась: отчаянно, яростно, пытаясь вырваться из оплетающих меня пут. Веревка тут же вспыхнула изумрудными искрами и развалилась на несколько частей, равно как и стягивающие руки оковы, сменившиеся оковами пальцев Ормана на плечах.
– Пустите. Уберите руки! Немедленно! – с силой оттолкнула его и вскочила. Обрывки змей остались лежать на кровати. – Не смейте больше прикасаться ко мне. Никогда!
– Никогда – это слишком долго, мисс Руа. Я буду к вам прикасаться… как не прикасался никто.
Я сорвала маску и швырнула ему под ноги.
– Для этого тоже воспользуетесь долговой распиской?
Взгляд его заледенел.
– Мне нет нужды принуждать вас к тому, о чем вы попросите сами.
– Не попрошу, – сказала я. – Разве что в страшном сне.
Слова сорвались с губ раньше, чем я успела их остановить, а Орман все-таки улыбнулся. Улыбнулся так, что по коже прошел мороз: уголки губ, стянутых в тонкую линию, просто приподнялись. Подчеркивая резкую линию подбородка и вмиг ставшие хищными черты лица.
– В страшном сне, Шарлотта? – Он коснулся пальцами моего подбородка, глядя мне в глаза. – Это можно устроить.
Часть 2
Натурщица
1
Наверное, стоило поехать домой, но я просто не могла туда вернуться. Особенно сейчас, когда воспоминания о разговоре с Ирвином были еще слишком живы, поэтому я решила пройтись. Отказавшись от предложения меня отвезти или нанять экипаж (упаси Всевидящий принимать еще какую-нибудь помощь от Ормана), направилась в засыпающий под чарами поздней осени парк. Поймать здесь кэб было нереально: извозчики не забирались в Дэрнс просто потому, что им было нечего здесь делать. Все, кто жил в этом районе, держали личные экипажи, или же мобили, как например, его светлость де
