Тяжбу между иноземными купцами и пристанью, решить в пользу иноземных купцов и отпустить их с миром. Если мировой судья решит, что пристань была права и понесла убыток, то его покрыть, в наказании за отсутствие, из жалования самого судьи. Но об этом, он должен узнать после разбора тяжбы. Иначе — будет судить неправедно.
Одним словом, изготовители пеньковой веревки, могли потирать руки, в ожидании хороших барышей.
Головной болью, для всех, было нахождение в городище пленных полночных воинов. Они вели себя смирно, особых хлопот дружине не доставляли, но кормить такую ораву, было накладно. И отправить их восвояси, они пока не могли. Из более трехсот пораненных и увечных, на поправку пошли не более сотни человек. Остальным — требовалось время для лечения.
Выход один! Здоровых, снабдить провиантом и переправить на тот берег. Пусть добираются до родных земель сами и без конвоя. Хворых, продолжать лечить до полного выздоровления.
На этом обсуждение вопроса о наведении порядка в городе, было закончено. Пора было готовиться к выезду на центральную площадь.
На сход дружины и горожан, который был назначен на вторую половину дня. Важнейшему событию не только для стольного города и войска, но и для всего княжества Ивельского.
Такого наплыва народа, не помнили даже старожилы стольного города. До этого, казавшаяся необъятно — огромной центральная площадь, не вместила и половины приглашенных на сход, или как сейчас стали говорить — вече. Людское море плескалось на улицах, лучами, расходящимися от площади.
Перед зданием, в котором заседают думские бояре, построили высокий помост, для желающих сказать свое слово перед земляками.
Левую часть площади, почти полностью, заняла конная дружина, в полном составе. Между ней и толпой горожан, пролегала узкая разделительная межа, шириной не более двух саженей.
От дружины, на помост поднялись старшина Демир, сотники Унибор, Таран, Волос и Ратища.
От думских бояр, наиболее уважаемые: Басай, Прокопий, Фиодор, Умномысл и Багута.
От купеческого сословия, перед людьми стали самые состоятельные: Анисим, Данко, Серебряк, Митрий и Калоша. Присутствие этих горожан на помосте, было заранее согласовано.
Последним на возвышенность, при помощи двух гриден, поднялся хворый, бывший тысяцкий, Ерофей. Его сопровождал и поддерживал десятилетний внук Антошка. На предложенную сотниками скамейку — сесть отказался. Вид у него был, далеко не боевой. Он сильно спал в теле. Лицо имело землистый цвет. Очи покраснели и слезились. Десница тряслась мелкой дрожью, но стоял он прямо, гордо выставив вперед сивую бороду. Бывший воевода, сдаваться болезням и старости, пока не собирался.
Ждали появления Великой Княжны и неудавшегося тысяцкого Калины. Ведь сход (вече), был затеян только из — за их поступков, из — за их поведения.
На улице, которая вела к первым, Главным Воротам и княжеским хоромам, появился, ярко украшенный, возок старой Княгини. Следом скакали, человек десять, воинов личной охраны. Среди них — неудавшийся воевода Калина.
6
Рано утром, Ольгу разбудил малой защитник — Семен. Был он серьезен и не по детски собран. В горенку, в которой она ночевала, войти постеснялся, поэтому говорил с порога:
— Вставай сестренка! Просила разбудить пораньше — я и разбудил. — Ольга мгновенно вспомнила вчерашний разговор и теплая волна нежности, накрыла её с головой: он так и сказал — «сестренка»! Впервые в жизни она услышала такое обращение к себе! Но виду не подала:
— Здравствуй братик! Спасибо тебе! Спать было так сладко, что если бы не ты — проспала до обеда. А мне сегодня в дорогу! Как там, на дворе погода? — Отрок степенно ответствовал:
— Погода не очень радует. Туман такой, что не поймешь, есть ли Ярила, и как высоко он поднялся! Но трудность не в этом: на подворье тебя, уже полчаса, десяток воинов дожидается! Конные и при оружии! По виду — из княжеской дружины. Они с тракта к нам завернули, а когда увидали твоего черного коня — зело заволновались! Хотели сразу будить, да я не позволил. Сказал, что ты не велела, в такую рань беспокоить. Они, пусть и нехотя, но согласились. Сейчас сидят возле ворот и ждут твоего появления. — Ольга была уже на ногах, благо спала одетой. Тревоги не было! Если Лука не вмешался — значит свои: