что больно самому. Бьется в моих руках. Выдыхаю воздух сквозь стиснутые зубы, выходя из нее полностью, чтобы снова ворваться внутрь, быстрым движением, больше не жалея. Ощущая, слыша, как утробно воет внутри монстр, как звереет он, врываясь в нее все сильнее.
Удовольствие вырывается из горла собственными рваными стонами, рычанием, оно наконец вскипает, чтобы взорваться раскаленной лавой, по позвоночнику разряды в тысячи вольт. Первыми струями семени внутри ее тела, заливая изнутри и кусая ее затылок, с гортанными криками выплескивать в нее свое безумие.
Потом вытирать ее салфетками, одергивать юбку, смотреть в ее глаза и смеяться, когда она смущенно прикрывает их ресницами. Вцепилась в мою руку, когда мы вышли из кабинета, и не поднимает головы. А я привлек ее к себе в лифте и, глядя в блестящие глаза, наслаждаясь припухлостью истерзанных мною губ, сказал:
- Все, что происходит между нами, не стыдно, малышка. Это прекрасно, естественно. Я с ума схожу, когда ты показываешь мне, что хочешь меня.
- Там... люди... они могли слышать, как я...
Замялась... а меня просто подбрасывает от этой нежной наивности. От ее стыда, от смущения, которого не встречал практически никогда. Сейчас не модно. Сейчас каждая пытается показать - насколько опытная и искушенная в постели, а у меня при этом тикает счетчик - сколькие ее искушали и учили. Мужчине все же важно быть первым, важно знать, что только его, и плевать на времена, во все времена всегда одно и то же. Женщина теряет свою ценность пропорционально количеству покрывавших ее самцов. И это не опыт - это бл*дство и хождение по рукам.
- Как ты кричала подо мной? - и смеяться, когда она спрятала лицо у меня на груди.
Нет, я не сходил с ума от счастья, как должен был. Мне была чужда способность наслаждаться самыми лучшими моментами в моей жизни, потому что я привык к тому, что они кончаются. Всегда. И я жадно брал все, что она мне давала. Каждый раз, как последний, словно ошалевший.
Я погрузил нас обоих в кипящее масло безумия, в котором я вдирался в ее тело, где только мог. Я не считал дни, неет, я считал секунды. Не мог отпустить ситуацию. И ее не мог отпустить.
Мне казалось, что она не хочет уходить, что она перестала думать о том, чтобы сбежать от меня, и я боялся, что она узнает о моей лжи... ведь я уже довольно долго лгал ей. Впервые в своей жизни я кому-то лгал из страха потерять. Это было низко и ничтожно, но я не мог ничего с этим поделать. Приезжал из офиса, смотрел, как бросается мне на шею, зверел, когда терлась об меня своим телом, и брал ее везде, где только мог взять.
Первые дни она шептала мне в ухо, слабо отбиваясь и все равно целуя меня в ответ.
- У меня там все болит после вчерашнего.
- Где там? - подхватывая на руки и усаживая на край стола в библиотеке, где она что-то писала в своей тетрадке, пока меня не было.
- Там, - опускает взгляд.
А я зарываюсь головой между ее ног и зализываю ее «там», как голодный зверь, пока она не начинает кричать и просить еще.
- Там скоро привыкнет, - пристраиваясь между распахнутых ног и глядя, как вспыхивает молниями небо, когда я жадно вхожу в ее тело.
И забываю обо всем. Моя собственная нирвана ослепляет настолько, что мне становится наплевать на окружающий меня мир. Мой собственный сконцентрирован только на ней, и он сгорит на хрен, если с ней что-то случится.
Помню, увидел, как эта сумасшедшая вошла в вольер к ротвейлерам после того, как я их наказал и лишил еды за то, что кинулись на одного из охранников и выдрали из его ляжки кусок мяса.
Увидел из окна кабинета и в первые секунды застыл с сотовым у уха, глядя, как она отпирает дверцу, и чувствуя, как холодеет все мое тело. Я понимаю, что уже ни хрена не успею сделать. Что, едва она переступит порог, эти твари сожрут ее, они этому обучены, и нет никого, кто мог бы их остановить. Швыряю сотовый и как обезумевший несусь по коридору вниз, распахивая ударом ноги дверь черного хода, и задыхаясь останавливаюсь как вкопанный у вольера, глядя, как она гладит одного из моих монстров между ушами, а второй облизывает ее пальцы. Она кормит их с рук.... твою ж мать.
Схватил ее за шиворот дрожащими руками, выволок из вольера, рыча прямо в лицо:
- Тыыыыыыы!
- Они скулили. Мне стало их очень жалко. Они голодные. Ты когда-нибудь испытывал чувство голода?
И хлопает глазами, а у меня голос отнялся от ужаса. Я держу ее за плечи дрожащими руками и ни черта не могу сказать.
- Я давно их кормлю... твой охранник, он обижал их. На Фанни шрамы от ударов, а Росси худой, и у него выпирают позвонки. Они его наказали... они не виноваты. Они хотели есть... а он дразнил и бил их.
А я ушам своим не верю, что не так с этой девочкой? Или со мной что-то не так. Она вошла к этим людоедам и протягивала им с руки куски мяса, и никто из них ее не тронул. Я вспомнил, как в нашу первую встречу сам натравил их на нее, и рывком прижал ее к себе за голову, вдавливая в свою грудь, впиваясь в ее волосы пальцами обеих рук и чувствуя бешеное желание вдавить ее всю в себя, чтоб срослась со мной. Пиздец какой-то. Это что-то жуткое,
